Слезы темной воды - Корбан Эддисон

– А кто-нибудь может это знать?

Махмуд пожал плечами:

– Вероятно, кто-нибудь у Хавы Абди. У них офис в Найроби. Можете наведаться туда, когда вернетесь.

Меган медленно вздохнула, понимая, к чему может привести ее следующий шаг.

– Вы сказали, деревня всего в двадцати километрах отсюда. Отвезете меня туда?

Махмуд рассмеялся, но как-то неестественно.

– Моя охрана на это не согласится.

– Почему?

Он снял очки и пристально посмотрел на нее.

– Госпожа Деррик, возрождение, о котором я вам рассказывал, происходит только в Могадишо. В сельских районах власть по-прежнему принадлежит «Шабааб». Если вы высунете нос из города, самое большее через сорок пять минут они придут за вами.

Воспоминания водопадом обрушились на Меган. Гуманитарные работники, похищенные в Дадаабе, и операция «котиков» по их освобождению; незнакомец, позвонивший ей в самолете и расспрашивавший о ее планах; гуляющее по Интернету видео обезглавливания Ника Берга в Ираке. Меган не сомневалась, что Махмуд прав, говоря об опасности, но она не могла вернуться, не узнав правду. Исмаил гнил в камере, ему грозила смертная казнь за тяжкое убийство. Если он примкнул к пиратам исключительно ради денег, жюри, скорее всего, отдаст его палачу. Но если его заманили или как-нибудь принудили это сделать, можно было рассчитывать на снисхождение.

– Кто-нибудь может меня туда доставить? – спросила она.

Махмуд взглянул на нее как на сумасшедшую.

– Вы это серьезно?

Она молча смотрела на него.

Наконец он вздохнул.

– Если уж вам так хочется попасть туда, поговорите с кем-нибудь в АМИСОМ.

Средняя Джубба, Сомали

21 марта 2012 года

Наджиб вернулся домой по пыльной дороге через две недели после смерти Фатумы и ребенка. Жители деревни приветствовали его боевой внедорожник на улицах не потому, что любили его. Они знали, что он может с ними сделать, если решит, что они настроены против него. Если его люди поймают кого-нибудь жующим кат, курящим сигареты, слушающим западную музыку или футбол по радио, провинившегося выпорют кнутом. Если чья-то мать, сестра или дочь выйдет на улицу с непокрытой головой, ее схватят и тоже выпорют. Если кого-то обвинят в прелюбодеянии или распущенности, его забьют камнями насмерть. Если шпион донесет, что кто-то пренебрежительно отзывался о «Шабааб», этот человек будет казнен без суда и следствия. Если кого-то поймают на тайном сотрудничестве с правительством, его публично обезглавят. Жители деревни приветствовали Наджиба, потому что его власть над ними была абсолютной.

Ясмин готовила на кухне обед, когда услышала шум. Сначала очень тихий – шепот, прилетевший с ветром. Но с каждой секундой он делался громче, пока не превратился в шум мотора и визг тормозов. «Он здесь», – подумала Ясмин и бросилась в свою комнату, чтобы надеть хиджаб и вуаль. Подав Джамаад тарелку риса с чатни, она пошла к калитке, повторяя в уме имена Бога, чтобы прогнать страх: «Аллах, ар-Рахман (Милостивый), ар-Рахим (Милосердный), аль-Малик (Царь), аль-Куддус (Святой)…»

А потом появился он. Внедорожник шумно въехал во двор, его люди – на этот раз четверо, – уставшие после боя, держали автоматы дулом кверху, их лица были полностью замотаны платками, только глаза поблескивали. Наджиб сидел за рулем в белоснежной рубашке и солнцезащитных очках, его платок был черен, как пустыня в безлунную ночь. Ясмин подошла к дверце машины и остановилась, не говоря ни слова. Она никогда не обращалась к нему, если он не начинал разговор. Однажды попыталась, и он ударил ее по лицу за то, что она помешала ему думать. Синяк на щеке потом неделю не сходил.

Он открыл дверь и вышел из машины, разматывая платок и снимая очки. Наджиб был красивым мужчиной – орлиный нос, умные глаза, борода, которую он тщательно подрезал.

– Ас-саляму алейкум, – сказал он, когда его люди высыпались из внедорожника и начали разбирать вещи. Он повернулся к Джамаад, которая оставила обед и вышла во двор. – Фатума в доме?

Ясмин позволила Джамаад сообщить ему известие. До этого она предлагала рассказать ему о Фатуме заранее, но Джамаад не согласилась, возразив, что он лучше воспримет такую новость при личном разговоре.

Джамаад на мгновение застыла, а потом выпалила полуправду:

– С беременностью возникли сложности. К нам приходила Фиидо. Мы сделали все, что могли. Мы отвезли ее в больницу в Марере, но там она и ребенок умерли.

Наджиб долго стоял не шевелясь, словно окаменел. Потом развернулся и выхватил автомат из машины. Он вышел за калитку на тропинку, ведущую к реке. Ясмин не сдвинулась с места. Она прекрасно разбиралась в его настроениях и знала: пока он в таком состоянии, что бы она ни сделала, это будет расценено как провокация. Джамаад была не такой сообразительной. Она двинулась следом за ним, всхлипывая и рассказывая, как она старалась спасти ребенка.

Грянувшая автоматная очередь сотрясла Ясмин, как разряд электричества. Но она осталась на месте. «Он убил ее? – пронеслось у нее в голове. – Неужели он мог убить собственную тетю?» А потом она услышала крик женщины – крик не боли, а ужаса, – и только тогда выдохнула. Через несколько секунд Джамаад с перекошенным от страха лицом вбежала во двор и исчезла в доме.

Наджиб долго не появлялся, но Ясмин ждала его покорно, не обращая внимания на жару и пот, собирающийся на коже под абайей. Наконец он вошел через калитку и остановился перед ней.

– Все было так, как она говорит? – спросил он.

– Да, – ответила Ясмин, зная, что правда только разъярит его еще больше.

Он скользнул глазами по ее лицу и порычал:

– Мои люди голодны.

Когда он ушел, она вернулась на кухню и прикинула, сколько еды нужно будет приготовить. Столько риса, чтобы накормить пятерых мужчин, у нее не было, зато было вдоволь овсяной крупы. Еще у нее имелось козье мясо, молоко с рынка и замороженные манго, которые можно было разморозить. Получалось совсем неплохое угощение, они, возможно, уже давно не ели ничего подобного. Это насытит их и, если ей повезет, усмирит гнев Наджиба.

Со двора донесся разговор и смех его людей. «Он не рассказал им о ребенке», – решила она. Это можно было понять. Наджиб жил в коконе секретности. Все, что она о нем знала, стало ей известно благодаря собственным наблюдениям или деревенским слухам. Никто не знал, где он бывает, когда уезжает из дома. Поговаривали о каком-то тренировочном лагере на острове Бэдмэдоу рядом с кенийской границей и о базе на берегу в Барааве, но никто их не видел. Люди шепотом рассказывали друг другу, что он проводит время с муджахидин из Афганистана, но подробностей не знали. Даже его роль в «Шабааб» была окружена таинственностью. Все боялись его власти, но никто не знал, перед кем он отчитывается в организации. Даже одного его прозвища было достаточно, чтобы постоянно подогревать бесконечные домыслы, – Азраил, жнец душ.