Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдональд Фрейзер

В его подслеповатых глазах проблема выглядела достаточно элементарной. Вопреки усилиям генерала Крука – судя по нашей беседе в Чикаго, вряд ли они были слишком настойчивыми – белые старатели продолжали прибывать в Черные Холмы. Поселения золотодобытчиков вроде Кастер-Сити уже насчитывали тысячи жителей и разрастались с каждым днем. Сиу, справедливо расценивавшие данный факт как вероломное попрание договора, становились все злее и нетерпимее. Оказавшись перед угрозой восстания сиу – с одной стороны, и fait accompli[210] образования приисков – с другой, Вашингтон принял то решение, которого и следовало ожидать: договор не договор, но индейцы должны уступить. Эллисону было поручено убедить их отдать Холмы в обмен на компенсацию, и по его представлению задача состояла вот в чем: определить цену и назвать ее краснокожим – пусть берут или отказываются. Эллисон не сомневался, что возьмут – как-никак, он ведь сенатор, а они – жалкая кучка тупых дикарей, не умеющих ни читать, ни писать; он прочтет им лекцию, и индейцы, сраженные красноречием, без слов сунут взятку в карман и отправятся по домам. Ему даже не приходила в голову мысль, что для сиу Черные Холмы – все равно что для мусульман Мекка. Так же сей почтенный политик не мог вообразить, что для людей, не имеющих понятия о собственности на землю, идея продать ее представляется столь же нелепой, как идея продать небо или ветер. Не подозревал он и о том, что, даже если индейцы перешагнут через все религиозные и философские закавыки, их представления о стоимости и цене вещей претерпели серьезные изменения с эпохи бисера и карманных зеркал.

Кемп-Робинсон, где была назначена встреча с вождями дакота, представлял собой недавно построенный военный пост на границе новых поселений. Он располагался к югу от Черных Холмов рядом с агентством Красного Облака, в котором обитал старый вождь оглала со своими приверженцами. В дне пути находился Кемп-Шеридан, поблизости от которого обитали в своем агентстве брюле Пятнистого Хвоста. Это были так называемые «мирные» сиу, согласившиеся поселиться в агентствах в обмен на ежегодные выплаты и прочие подачки правительства в виде рационов, одежды, оружия и школ. Белые лелеяли надежду, что со временем краснокожие перейдут к земледелию. Поскольку вышеупомянутые вожди являлись могущественными и послушными, правительство выбрало их как представителей всего народа сиу, оставив без внимания факт, что подавляющее большинство этого народа кочевало по прериям у реки Паудер, что к западу от Холмов, и признавало своими лидерами Сидящего Быка и Бешеного Коня. «Но раз они настолько глупы и необщительны, что не желают встречаться с нами, им же хуже, – самодовольно заявляет Эллисон. – Мы будем говорить только с теми, кто готов говорить с нами, и если враждебные индейцы не хотят принимать участия в выработке решений, то пусть не жалуются потом, что договор их не устраивает. Нам остается выработать его и надеяться, что разум в конце концов возобладает». Оптимист, как видите.

Еще до начала переговоров появились плохие предвестия. Мирные племена в агентствах кипели от недовольства, поскольку в минувшую зиму жестоко страдали от недостатка припасов, обещанных правительством. Именно с жалобой на это и ездил Пятнистый Хвост в июне. Во время его отсутствия молодые воины ввели себя в исступление в ходе ежегодной Пляски солнца и напали на старателей в Черных Холмах, а заодно, чисто ради удовольствия, пощипали своих старых недругов пауни. Между брюле и Седьмым кавалерийским Кастера завязались горячие схватки, и когда Пятнистый Хвост вернулся, ему потребовались все его влияние и искусство, чтобы утихомирить своих парней.

В расчете выказать добрую волю Вашингтон провел в агентствах ревизии, доказавшие обоснованность жалоб индейцев. Их надували и обкрадывали. Вопреки разоблачениям, чиновники и поставщики не понесли наказания, один только агент Красного Облака был отозван. Так что можете себе представить, каким было настроение краснокожих в агентствах в конце лета. Тем временем наша комиссия, паровозом и экипажами, двигалась к Кемп-Робинсон: Эллисон, исполненный самомнения и значимости, вел бесконечные беседы со своими коллегами-комиссионерами, я играл роль независимого эксперта, а Элспет, нежась в шикарном вагон-салоне, визжала от восторга всякий раз, как мы проезжали реку или дерево.

Впрочем, на последнем перегоне до Кемп-Робинсон ей и впрямь нашлось чем подивиться. Перед нами расстилалась необъятная прерия с кущами деревьев, росших у подножья невысоких холмов, и, насколько хватало взора, травянистая равнина было покрыта индейскими поселениями. Казалось, все сиу Америки стянулись к этому форту. Пока мы, с эскортом из кавалеристов, следовали в своих экипажах к месту переговоров, Элспет смотрела во все глаза, а Коллинз, секретарь комиссии, показывал ей различные племена: брюле, санс-арки, оглала, миннеконжу, хункпапа и прочие. По большей части индейцы молча смотрели на нас – неподвижные, закутанные в одеяла фигуры у типи и дымящих костров, – но однажды группа шайенских воинов-псов решила сопровождать нас, и Элспет прямо хлопала в ладоши и визжала при виде этих статных наездников с косами и в полной раскраске, потрясавших в приветствии копьями и вопивших: «Хау! Хай-юк-юк! Хау!»

– Ах, какие они отважные! – восторженно вопила она. – О! Прямо как ты! Ах, Гарри, какими гордыми и прекрасными они выглядят! Они прям настоящие гайаваты! Ах, но какие они все грустные! Никогда не видела столько меланхоличных лиц. Индейцы всегда такие печальные, мистер Коллинз?

Я и сам не лучился радостью – мне представлялось, что нам предстоит встреча с вождями и их немногочисленными приспешниками, но здесь были тысячи и тысячи сиу. Слишком много, на мой взгляд.

– Чтобы договор вступил в силу, требуется одобрение трех четвертей взрослого мужского населения, – пояснил мне Коллинз. – Так что чем больше их тут присутствует, тем лучше. Вес, ясное дело, имеют только слова Красного Облака и Пятнистого Хвоста, но демократическое одобрение народа нам не помешает.

– И Эллисон собирается убедить все это множество? – недоверчиво спрашиваю я. – Боже правый, если бы он представлял, сколько усилий требуется индейцу, чтобы принять решение: вставать утром или нет?

Сам форт являл собой весьма спартанское учреждение из деревянных домов и бараков, но Энсон Миллз, комендант соседнего укрепления Кемп-Шеридан, прибыл с женой, чтобы радушно встретить нас, а Элспет была слишком возбуждена, чтобы обращать внимание на отсутствие городских удобств.

Миллзы устроили праздничный обед в день нашего приезда, на который пригласили вождей для неформального общения. К моему удивлению, Элспет нарядилась в самое простенькое из своих платьев, не надела украшений и уложила волосы в строгий пучок. Она объяснила свое поведение тем, что не намерена затмевать хозяйку, миссис Миллз, «и кроме того, я знаю, как ты оцениваешь наше положение здесь, дорогой – ведь у нас нет официального статуса и нам ни к чему выставляться напоказ». Удивительно здравое суждение с ее стороны: она понимала, что я не более чем спутник, которого члены комиссии могут найти полезным. Мое участие сводилось к тому, что я просто слушал, отвечал на вопросы, задаваемые иногда Эллисоном, и болтал с генералом Терри, военным представителем. Последний был высоким, добродушным и обходительным малым. В прежние годы он работал адвокатом (выпускник Йеля, надо полагать), пока Гражданская война не превратила его в солдата. Я нашел его человеком умным и обладающим более широким мышлением, нежели большинство военных предводителей янки. Другими светочами комиссии являлись Коллинз и священник.