Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - Тумас Шеберг

В 1959-м Биргит Лангеншёльд – она по-прежнему звалась так – поехала в Реттвик, в гостиницу “Сильянсборг”. Она хворала, и ей назначили свежий воздух и катание на лыжах, а сестра составила ей компанию. В гостинице они встретили Стуре Хеландера, он находился там вместе со съемочной группой Ингмара Бергмана, который снимал в окрестностях Реттвика часть эпизодов “Причастия”. Хозяйка гостиницы, Бритт Арпи, отвела киношникам отдельный салон, так как они шумели и мешали другим постояльцам.

Однажды вечером Биргит Лангеншёльд и ее сестру пригласили в эту веселую компанию. Лангеншёльд очутилась рядом с Ингмаром Бергманом и, поболтав с ним некоторое время, рассказала повторяющийся кошмарный сон. “Ой, как ты себя выдаешь”, – сказал режиссер и принялся разбирать ее сон, докапываться до сути, и после этого вечера кошмар уже не повторялся.

Ингрид фон Розен никогда не говорила сестре, что завела роман с Ингмаром Бергманом. Биргит узнала об этом только на бракоразводном процессе с Яном-Карлом фон Розеном и поняла, что, годами ведя двойную жизнь, сестра внутренне наверняка рвалась на куски. Ведь главной жизненной задачей Ингрид фон Розен была забота о доме, семейном очаге, муже и детях, а она обманула мужчину, которого поклялась любить в горе и радости, и хотела начать новую жизнь с самым знаменитым кинорежиссером на свете, с человеком, который четыре раза женился и разводился и имел девятерых детей, брошенных с оставленными матерями. Для верной долгу и заботливой Ингрид фон Розен выбрать отъявленного изменника Ингмара Бергмана, пожалуй, не самоочевидно. Или все-таки? Если кто и мог заставить его раз и навсегда бросить якорь, то, наверно, графиня фон Розен.

Однако решение далось ей нелегко.

Думаю, Ингмар чувствовал, что она колебалась, тогда как сам он внезапно решился. Он упорно настаивал, и тогда она ушла, вот и все. Помню, я плакала. Что она делает? Меня мучила тревога. Ведь я не знала его. И не была тогда для Ингрид опорой. Ингмар все время твердил мне: “Я тебе не нравился. Ты ведь плакала”, —

рассказывает Биргит де Геер.

Фон Розен и Бергман решили пожениться осенью 1971-го, в строжайшем секрете. У режиссера это уже вошло в привычку, и, как в тот раз, когда женился на Кэби Ларетаи, он планировал перехитрить журналистов, для которых донжуан Бергман был лакомой добычей. На сей раз хитрость удалась.

Сестра Биргит успела выйти за директора завода и носила теперь фамилию де Геер, а жили они в Лешёфорсе. В провинции, в сорока километрах к северу от Филипстада, недалеко от границы Даларны и Вестманланда, им ничто не грозило. Ни один журналист не догадается, что именно там Бергман женится в пятый раз.

Супруги де Геер приняли все меры безопасности. Наемный персонал и тот знать не знал, кто придет на ужин. Саму церемонию совершил пастор Людвиг Ёнссон.

Теперь Ингрид Бергман направила свою прекрасно развитую заботливость и административные способности на нового супруга. Она целиком посвятила себя обеспечению его потребностей. Прежние его женщины сами делали карьеру, а Ингрид Бергман нет. Все ее внимание безраздельно доставалось режиссеру. “Когда я на кухне готовлю Ингмару ужин, я счастлива”, – порой говорила она, как вспоминает ее сестра Биргит де Геер. “Она не замечала его тяжелого характера. Я спрашивала ее: “Ты когда-нибудь настаиваешь на своем?” – он же был крайне придирчив. И она отвечала: “Да, когда это очень-очень важно”. Ведь сестра, хотя и пеклась прежде всего о других, была самостоятельной натурой. А Бергман рассказывал Биргит де Геер, что провоцировал жену и иной раз вел себя вправду прескверно. Как-то раз, когда он особенно разошелся, жена с олимпийским спокойствием посмотрела на него и сказала: “Что ж, пожалуй, пора мне стукнуть кулаком по столу”. Она превосходно умела пользоваться подобными выражениями, и он немедля присмирел как собака.

До какой степени доходила привередливость Ингмара Бергмана, выяснилось, когда в конце 2011 года Анита Хаглёф, экономка, которую он держал на старости лет, продала с аукциона знаменитые “Злые записки Бергмана”. Короткие записочки, накарябанные на клочках бумаги, точные инструкции обо всем на свете.

ВНИМАНИЕ! ОДЕЯЛО ДОЛЖНО ДОСТИГАТЬ

ДОСЮДА!

ЕСЛИ ЭТОТ СЫР ЯРЛСБЕРГ, ТО Я УТЕНОК

ДОНАЛД! БУДУ В ТЕЛЕВИЗИОННОЙ

КОМНАТЕ С ПОЛОВИНЫ ТРЕТЬЕГО

ДО ЧЕТЫРЕХ. НАДО РЕШИТЬ ПРОБЛЕМУ

С ХОЛОДИЛЬНИКОМ!

АНИТА! НОСКИ? СОК ЗДЕСЬ В 15.30. УЖИН

В 18.00.

Я ЛЮБЛЮ ПО-НАСТОЯЩЕМУ ТОНКОЕ

ИМБИРНОЕ ПЕЧЕНЬЕ.

НОВЫЙ СЫР ЗАБРАКОВАН. НИКАКОГО

ВКУСА.

ЭТОТ СЫР ЕЩЕ ХУЖЕ. ОТМЕНЯЕМ.

В фильме Тома Аланда “Экономка Бергмана” (2009) Анита Хаглёф рассказала, как выглядели будни в квартире на Карлаплан и в доме на Форё. Двадцать лет она проработала на коммутаторе Драматического театра, и все это время Бергман разве что мимоходом бросал ей “привет, привет” да в одном из разговоров с Ларсом Лёфгреном назвал ее “телефонной ведьмой”. После кончины Ингрид Бергман в мае 1995-го ему потребовалась помощь во всем – в уборке, приготовлении еды, пришивании пуговиц, закупках, курьерских услугах. Две недели испытательного срока превратились в восемь лет на службе у режиссера.

Анита Хаглёф рассказывает в фильме, что, когда Бергман находился дома, она ни на миг не могла расслабиться. Он был невероятно педантичен во всем. Отступления от порядка недопустимы. Еду надо подавать на стол минута в минуту, все должно быть как некогда в доме его родителей. Когда он возвращался домой после изнурительного дня в Драматическом, то иной раз называл ее озорницей и ведьмой. Он был невероятно впечатлителен, не терпел неожиданных звуков и, когда Хаглёф однажды уронила на пол крышку от кастрюли, прямо-таки взорвался: “Еще раз так сделаешь, убью!” Давал ей скрупулезнейшие указания, как застилать его постель. Шел с ней в спальню, объяснял, что одеяло надо складывать поперек вдвое, что ей надо знать длину его руки, чтобы точно отмерять расстояние между краем простыни и изголовьем кровати. В доме на Форё он клал на кровать линейку.

Кроме того, Бергман требовал, чтобы она внешне соответствовала его пожеланиям. Например, отказалась от губной помады (“Ты без нее симпатичнее”) и перестала красить волосы.

Экономка чувствовала себя ничтожной и начала смотреть на себя как на “глупую служанку”. Однажды она, собравшись с духом, сказала ему: “Ты нападаешь на слабых!” – и режиссер согласился, что многие его боятся. Бергман во многом напоминал ей родного ее деда, человека властного, которого она в детстве боялась. Хаглёф часто сердилась на режиссера, но видела и его уязвимость, его одиночество; “он как маленький мальчишка”, говорит она Тому Аланду.

Требуется много терпения и внутренней силы, чтобы выдержать такие вот ежедневные тяготы. Ингрид Бергман, по-видимому, обладала солидным запасом самообладания и самопожертвования. Она, как говорит ее сестра Биргит де Геер, по натуре была сдержанна: “Тебя встречала отнюдь не улыбчивая особа”. Поэтому на первый взгляд она могла показаться строгой, однако в ней совершенно отсутствовала отцовская жесткость. “А мне хочется, чтобы она ею обладала. Но в ней не было ни капли строгости. Или, по крайней мере, слишком уж мало”.