Павлик - Олег Иванович Чапаев

что? Да все изменилось бы! В один, причем, короткий и ослепительный миг! Вы сами подумайте: снится вам кошмар какой-то, вы мучаетесь, страдаете, разумеется. А почему? Да потому, что вам все это настоящим, реальным видится! А если вы знаете, что чудища из кошмара – химера обычная, порождение разума вашего, омраченного проказой неведения, разве вы переживать по этому поводу всерьез станете? Да нет, конечно!

– Почему – проказой неведения?

– Так вы же не знаете, что все происходящее – сон? Значит, в неведении и находитесь! Вот проказа неведения ваш разум и поразила: вы все за чистую монету принимаете, а потом мучиться начинаете от кошмара. А если бы вы узнали вдруг, осознали, что все происходящее – сон, разве вы облегчения не испытали бы? И смерть, даже если убивают вас в кошмаре вашем, разве пугала бы вас? Нет, конечно! Вы бы знали: убьют меня сейчас, сукины дети, а я проснусь! И снова живой и невредимый! Вот и выходит, что знание себя – самое фундаментальное знание и есть! И самое необходимое для человека!

– Ну, Павел, – протестующе покачал головой Игорь Сергеевич. – Не совсем удачный аргумент, как мне кажется, вы привели. Вы же сейчас про сны говорите, а мы все-таки в жизни реальной живем. У нас же жизнь не во сне проходит?

– Знаете, что, – хитро улыбнулся молодой человек. – Тут я вам сразу могу возразить, причем, по нескольким пунктам. Во-первых, вы опять разграничение проводите между снами и жизнью реальной…

– А что, разве это не логично?

– Да нет, конечно! Мало того, что нелогично, это и некорректно еще. Вы опять в ловушку слов попались. И в этой ловушке, как я вам доложу, почти все люди от рождения до гробовой доски находятся. Люди ведь как рассуждают? Дали чему-то название, навесили ярлык на явление – и все, дело в шляпе! Дальше, мол, ясно уже всем и понятно. Вот вам, кстати, и лучший пример – сны и реальность. Я же вам говорил уже: здесь самое главное – от магии слов избавиться! Вы сны почему нереальными считаете? Правильно, потому что вы просыпаетесь! Но лишь потом уже, после пробуждения, вы понимаете, что просто сон видели, а когда он вам снится, это реальность самая настоящая и есть! И реальнее нее для вас в тот момент ничего нет и быть не может! И для вас, то есть для сознания вашего, никакой разницы между реальностью, как вы это называете, и сном не существует. Нет для сознания никакой разницы, пока оно что-то воспринимает. А сознание ваше – так это же вы и есть! Без сознания, как мы говорили уже, никакого Игоря Сергеевича нет. И окружающего мира нет. А когда что-то есть, так сознание это сразу же реальностью считать начинает и не сомневается, заметьте, в ней. Ни разу не сомневается! – Игорь Сергеевич хотел что-то возразить, но не успел. Павлик радостно закивал. – Знаю-знаю! Вы мне сейчас начнете говорить, что снов вы почти не видите, а из-за одного какого-то там сна и напрягаться не стоит, так ведь? – его собеседник улыбнулся и кивнул. – И этот ваш аргумент, уж извините, неведение ваше выдает!

– Невежество, вы хотели сказать? – уточнил Игорь Сергеевич добродушно.

Павлик дипломатично пожал плечами и улыбнулся.

– Как ни назови, суть-то одна. Я, кстати, в ресторане вам уже немного осветил вопрос этот. Так вот, с точки зрения науки, если вопрос рассматривать, так вы из восьми часов сна как минимум четыре часа сны разные видите. Я вас сейчас точно не скажу – цифры не вспомню, но когда мы спим, у нас две фазы чередуются: сон со сновидениями и сон без оных. Во второй фазе – фаза медленного сна она называется – вообще ничего нет. Хотя, – он усмехнулся, – это не совсем так, если уж копаться начинать. Но вот в первой фазе – а она по продолжительности больше, по-моему, – у вас каждую ночь полноценный трэш творится. Причем, снов за одну ночь – до фига и больше, я уверяю. А то, что не помните вы их, так то уже вопрос отдельный. И каждый сон – жизнь маленькая для вас. Реальная, заметьте, на все сто процентов! Если грубо говорить, то у нас и днем полноценная жизнь, и ночью. Ночью, кстати сказать, даже не одна жизнь, а несколько. И ночью мы никогда не сомневаемся в происходящем, согласитесь же, и все, что происходит с нами во сне, за чистую монету принимаем. Впрочем, днем точно такая же картина. Вот поэтому я и говорю: знание себя и есть самое главное знание!

– И все-таки, – Игорь Сергеевич покачал головой, – не вполне я понимаю, что изменится, если вы вдруг поймете, что вы – Павлик, который в кровати спит? В практическом плане, я имею в виду, изменится…

– А почему это я – Павел, который в кровати спит?

– А кто же тогда? Это же вам же сон снился, что вы Игорем Смирновым были, когда на поле лежали…

– А почему это я – Павлик, которому сон про то, что он Игорь Смирнов снится? А почему я не тот, кому снится, что он Павлик, которому снится, что он Игорь Смирнов? И заодно, кстати, снится, что он – это все остальные? Остальные – это и девочка та, которую солдатня эсесовская на части рвала, и мама ее, которую там же лопатами насмерть забили… Старшина наш – Карпатый Иван Кузьмич, Сережа Логинов, бабушка его… Я же всеми ими был! Фрицем Хаманном, близняшками его, женой… А дальше – я же рассказывал вам – там же еще миллион персонажей разных! Я ведь всеми ими был и мог, как потом понял, в каждый момент жизни их погрузиться, каждую жизнь заново прожить! С чего же это тогда я Павликом получаюсь?! Почему вы решили, что я – Павлик, которому все эти сны снятся, а не тот же Игорь Смирнов, который на поле навсегда остался и который сейчас сон видит, что он – это Павлик?

– Знаете, что – собеседник деликатно улыбнулся. – Вы, Павел, на мой скромный взгляд, абсолютизируете сон ваш.

– Что-что? – удивился Павлик. – Что я, говорите, делаю?

– В абсолют возводите сон свой. За некую окончательную истину его принимаете, на которой можно дальнейшие концепции возводить. Это же все-таки сон был. Пусть не совсем обычный, согласен, пусть яркий очень, но это ведь сон просто! И оснований, как мне кажется, нет всякие разные сложные конструкции на базе этого, пусть и необычного, сна строить.

– Со-о-он, –