Полное затмение - Лиз Ригби

— Адвокат Джулии велела мне не встречаться с ним. Она сама хотела расспросить его.

— Наплюйте.

Ломакс уже и сам пришел к подобному заключению. Он пытался дозвониться до офиса Ричарда, но его никогда не было на месте.

Миссис Кливер выпустила клуб дыма.

— Все очень просто. Скажете, что вы из налогового управления и звоните потому, что он не ответил на ваше письмо по поводу возврата налоговых вычетов. Это заинтересует любого.

Ломакс сглотнул.

— А приятель у нее был? — спросила она.

Ломакс откусил пирожное, чтобы дать себе время на размышления. Он решил, что Хегарти вряд ли можно назвать приятелем.

— Я ничего об этом не знаю.

— А в какую школу она ходила?

— Линдберг. У меня не было времени заняться школой.

Миссис Кливер затушила окурок.

— Именно это и поможет нам найти ее, — уверенно произнесла она.

— Что, именно так находят людей те парни в детективных романах?

— Нет, так нахожу их я.

— Вы?

— Мне нравится выяснять правду о людях.

Ломакс тревожно уставился на нее:

— Каких людях?

— Тех, которые заинтересовали меня.

— Заинтересовали?

— Люди приходят в библиотеку. Иногда они кажутся мне интересными, и я выясняю всю их подноготную.

— Каким образом?

— Есть множество способов. Это своего рода навык. Люди оставляют за собой следы, словно скользкие улитки, а мне нравится отслеживать их. В этой стране школьная документация — самая подробная из всех, и если вы знаете, где искать, она многое может вам рассказать.

Ломакс положил на тарелку недоеденное пирожное. Он знал, что больше к нему не притронется. Пирожное было слишком приторным. Ломакс несколько раз сглотнул, но пирожное прилипло к нёбу. Его затошнило.

— Вы хотите сказать, что выискиваете личную информацию о людях? Конфиденциальную?

Миссис Кливер продемонстрировала зубы в сардонической улыбке.

— Я ж говорила, маменькин сынок, — сказала она. — В этой стране нет ничего конфиденциального. Сплошные досье. Соединенные Штаты Америки. Наверное, я не должна заниматься этим, но дело сделано. Как я сказала, это всего лишь хобби. Так что не беспокойтесь, я не использую эту информацию в нехороших целях, не продаю и не передаю ее кому-нибудь.

Ломакс почувствовал, что потеет. Его встревоженный вид уже привлек внимание некоторых шахматистов — они подняли головы от своих столов и уставились на него.

— Зачем вы этим занимаетесь?

— Я сама часто спрашиваю себя. Очевидно, информация тоже своего рода власть, и когда люди относятся ко мне грубо или нечестно, что, к несчастью, случается нередко, мне приятно чувствовать, что я имею над ними эту власть. Даже если они ни о чем и не догадываются.

— Но… ведь так легко этим злоупотребить…

— Временами я испытываю сильное искушение.

— И что?

— Шантаж, анонимные письма? Нет. Хотя иногда очень хочется, особенно если человек мне особенно неприятен. Но я никогда так не поступаю.

Ломакс расстроился. Он видел, что игроки внимательно смотрят на него сквозь пелену табачного дыма из темных углов, и это смутило его еще больше.

— У вас такой несчастный вид. Используйте меня. Назовите точный возраст Гейл, и через пару дней я передам вам список людей, которые знали ее достаточно хорошо, чтобы вы могли расспросить их о ней.

— Нет, — сказал Ломакс. — Я так не могу.

Миссис Кливер достала ручку и блокнот из впечатляющих размеров сумки. Сумка была пухлой и квадратной, и миссис Кливер, словно английская королева, носила ее на полусогнутой руке, плотно прижав к телу. Она открыла блокнот и уверенно вписала в него имя Гейл и название школы.

— Она должна была закончить три-четыре года назад.

— Миссис Кливер, не нужно…

— Хотите, чтобы я выяснила для вас что-нибудь еще?

— Нет.

Миссис Кливер с глухим стуком захлопнула блокнот. Обложка его была сильно потерта, застежка глухо щелкнула. Бросалось в глаза, что блокнотом часто пользовались.

— Больше не расспрашивайте о моем безоблачном городском детстве, — машинально добавил Ломакс. — Похоже, вам и так все известно.

Миссис Кливер ответила ему самой язвительной из своих улыбок.

Вечером Ломакс чинил машину. Даже при тусклой, облепленной насекомыми лампочке под навесом бросалось в глаза, что двигатель изрядно поврежден ржавчиной. Провода никак не хотели соединяться, ржавый металл царапал пальцы. Ломакс размышлял о Дороти Кливер и ее опасном увлечении. Он уже успел порезаться. Он надеялся, что потеряет список школьных друзей Гейл. Но когда миссис Кливер вручила ему список, Ломакс уже знал, что не сможет забыть о нем. О метаморфозе, произошедшей с Гейл за пять лет со дня свадьбы отца и до его смерти, не осталось никаких свидетельств — ни снимков, ни воспоминаний. Ломакс попытался просунуть провод, но рука попала в ловушку между двумя острыми выступами — он никак не мог выдернуть ее. Разумеется, свидетельницей изменений, происходивших с Гейл, должна была стать ее мать. Впрочем, Вики вряд ли смогла бы описать их.

В доме зазвонил телефон. Освободив-таки руку, Ломакс почувствовал, как по костяшкам заструилась теплая кровь. Он выругался — кому это приспичило позвонить?

— Ломакс? — спросил старческий голос, который он не сразу узнал.

— Слушаю, — нетерпеливо ответил он, поднял руку, и кровь побежала по запястью.

— Звонила Джулия. Должен сказать, приятно было услышать ее. Она попросила меня перезвонить вам.

Берлинз. Ломакс всего лишь слабо намекнул Джулии о том, что никак не может связаться с профессором, и Джулия без лишних вопросов решила эту проблему.

— Профессор. Я так рад слышать вас.

Кровь капала с руки. Ломакс прижал ранку первым попавшимся клочком бумаги и, оборачивая палец, увидел эмблему обсерватории. Вероятно, письмо от Диксона Драйвера или Эйлин Фрайл.

— А что случилось, Ломакс? У вас неприятности?

— Я хочу, чтобы вы знали, что происходит.

Он рассказал Берлинзу о комитете по этике и о том, что не так давно направил туда свое заявление.

— Боже мой! Я тоже недавно отправил свое.

— Я не совсем понимаю, профессор.

— Ах, Ломакс, Ломакс, — промолвил профессор ласково.

Ломакс представил себе, как Берлинз качает головой.

— Мое заявление не заняло и страницы. Хотите узнать, что я написал?