Мисс Сильвер приезжает погостить. Гостиница "Огненное колесо" - Патриция Вентворт

Мисс Сильвер не произнесла ни слова. Даже если она и хотела что-то сказать, Фогарти Кастелл не дал бы ей такой возможности. Он с чувством говорил о своем доме, своей репутации, своей потере, о чистоте своих помыслов, преданности интересам общества и хозяина, об отличных кулинарных способностях своей жены Энни и ее женских добродетелях.

Так они дошли до двери в комнату четы Торп-Эннингтон, в которую Фогарти постучал, но не получил ответа. Когда и на последующий стук, делавшийся все громче, ответа не последовало, мисс Сильвер взялась за ручку и приоткрыла дверь. Их беспокойство, если оно и было, немедленно рассеялось: комнату наполнял глубокий храп двух людей. В этом дуэте отчетливо различались мужские и женские ноты.

Фогарти Кастелл воздел руки.

– Что нам делать? Вы слышите? Они спят, оба! Ну, про него-то я и сам мог бы вам сказать, что он проснется не раньше десяти утра. А леди Мэриан? Следует ли мне набрасываться на нее, будить, трясти за плечо? Если она похожа на мою жену Энни – свою кузину, – то от меньших усилий она не проснется.

В руке у него была горящая свеча. Мисс Сильвер забрала ее и вошла в комнату. В большой кровати под балдахином лицом к стене лежал Фредди Торп-Эннингтон. Русые волосы стояли торчком по всей голове. Он выглядел юным и беззащитным. Рот его был широко открыт, и он храпел неровными рывками. Леди Мэриан лежала на спине. Она в точности походила на женскую надгробную фигуру: руки сложены на груди, длинная коса поверх одеяла доставала почти до колен. В колышущемся пламени свечи даже повязка под подбородком усиливала эффект Средневековья. Она выглядела прекрасной и внушительной и издавала глубокий мелодичный храп.

Мисс Сильвер посветила на закрытые веки. Пламя высветило великолепные ресницы Мэриан Торп-Эннингтон, но больше ничего не произошло. Мисс Сильвер кашлянула и отступила.

– Думаю, можно не беспокоить их до приезда полиции, – сказала она непринужденным тоном. – Тогда можно будет решить, необходимо ли их будить.

Фогарти воздел руки.

– Какой дар! Если б я мог так спать! Какая великолепная женщина! Какое сердце, какие легкие, какое пищеварение! Это стоит всех сокровищ мира – быть в состоянии положить голову на подушку и ни о чем не думать до утра! Моя жена Энни тоже такая, но я, я буду думать, и вертеться, и крутиться, и по сто раз за ночь прокручивать все в голове. И вот поэтому я могу сказать полиции, кто убийца. Если бы я спал, я бы его не услышал. Но я не спал. Я лежал и думал, что весной дом обязательно нужно покрасить снаружи и что весна – плохое время для покраски, потому что если каким-то чудом случится жаркое лето, то краска пойдет пузырями. И что если я не куплю самую лучшую краску, то не стоит и начинать, потому что плохая краска не окупит затраченных сил. Снова и снова, так и сяк, это крутится в моей голове. И тут я услышал, как он идет, насвистывая, мимо дома.

Они были в коридоре, мисс Сильвер все еще держала свечу. Пламя освещало строгие мелкие черты ее лица, аккуратно уложенные волосы, вязаную кружевную отделку теплого красного халата.

– Неужели! Кто же это был?

Кастелл развел руками.

– Об этом судить полиции. Но когда они услышат, что он ходит вокруг дома по ночам и свистит под окном моей племянницы Айли всегда одну и ту же мелодию…

Он сложил губы трубочкой и весьма мелодично просвистел первые две строчки знаменитого гимна епископа Хебера.

– Разве он приходит днем? Нет! Только ночью и вот так свистит под окном Айли. А когда я спрашиваю свою жену Энни, она говорит, что это гимн «Скалистые вершины Гренландии».

Учительская жилка в мисс Сильвер оказалась слишком сильна. Она кашлянула и поправила:

– «Ледяные».

Фогарти выглядел возмущенным.

– Ледяные, скалистые – все одно, как ни назови! Я не пою гимны. Это Джон Хиггинс их поет и насвистывает под окном Энни. А мой бедный Люк, влюбленный в нее, – разве бы он не рассердился? Все могло бы дойти у них до брани, а то и до драки. А может, и до ножа в спину? И Айли была не в постели, а внизу, в холле, где ей совершенно нечего делать среди ночи!

Мисс Сильвер снова кашлянула.

– Вы должны все это рассказать полиции, мистер Кастелл. Не следует ли нам постучать в дверь мисс Тэвернер?

Они постучали и не получили ответа. На этот раз мисс Сильвер не стала стучать еще раз. Она открыла дверь и шагнула через порог.

Комната была большая, но скудно обставленная. Маленькая современная кровать стояла у правой стены. Она была пуста, как и комната. Мисс Тэвернер там не оказалось. Ее одежда была аккуратно сложена на стуле в ногах кровати. Прятаться в комнате было негде. Ее там не было.

Мисс Сильвер вернулась в коридор, оставив дверь приоткрытой. С того места, где она стояла, она увидела, что дверь ванной комнаты открыта, внутри темно. Она прошла мимо двери Джейн и своей собственной и заглянула туда. Там совершенно точно никого не было.

Когда она шагнула назад, глаза ее уловили какое-то движение в коридоре на другой стороне лестничной площадки. Как и тот, в котором они сейчас стояли, он был темным, но по нему кто-то шел на свет. Через мгновение появилась мисс Тэвернер. Ее волосы были растрепаны, она выглядела растерянной. На ней был лиловый халат.

– Мистер Кастелл, что случилось? Я проснулась от такого жуткого шума! Я пошла к Джеффри, но его нет в комнате. У нас пожар? У меня есть время собрать вещи?

Холодный зимний свет проникал в кабинет Фогарти Кастелла через единственное окно. От остальных маленьких и запущенных комнат, прячущихся в закоулках дома, его отличал лишь большой простой стол с бюваром, чернильницей и подставкой для ручек. На полу лежал грязный квадратный ковер, обои местами отставали от стен. На выступе камина, который располагался в углу и придавал комнате неровную форму, висела засиженная мухами гравюра с изображением герцога Веллингтона, ведущего войска в битву при Ватерлоо. В комнате было две двери: одна вела в гостиную, вторая выходила в коридор, ведущий к кухне. На стуле у окна лежала книга записи постояльцев – ее убрали со стола для удобства полиции.

Инспектор Крисп из Ледлингтона – низкорослый, жилистый и смуглый – сидел перед бюваром с карандашом в пальцах и с бдительным видом терьера, караулящего крысиную нору. Рядом с ним, сбоку от стола, сидел инспектор Эббот из Скотленд-Ярда. Стул он поставил под углом, чтобы вытянуть длинные ноги, и сидел, откинувшись на спинку в настолько непринужденной позе, насколько позволял стул. Руки он держал в карманах. Он был одет в темно-синий костюм без единой морщинки, с идеальными стрелками на брюках и с галстуком подходящего оттенка, который служил сдержанным цветовым акцентом на этом темном фоне. Идеально приглаженные русые волосы были зачесаны назад над высоким бледным лбом, лицо гладко выбрито. Ничто в его внешности не указывало на то, что он офицер полиции, который большую часть ночи провел на ногах, занимаясь расследованием убийства.