Люди феникс - Владимир Леонидович Ильин

Расфуфыренная дамочка с равнодушным лицом, ведущая на длинном поводке кобеля размером с теленка…

Жадно целующиеся на ходу влюбленные, не замечающие никого и ничего вокруг себя…

Девица в мини-юбке и с длинными «фирменными» ногами, высокомерно поглядывающая на всех окружающих сквозь черные очки…

«Кто из них мог бы заслуживать жалости? Кто? Не вижу».

И тут Вадима вдруг прошибла холодным потом одна простая мысль.

Как могла та Сила, что поручила ему столь ответственную миссию, положиться на его критерии определения достойных любви и жалости?

Помнится, еще Сократ пытался найти днем с огнем истинного человека. Не уготована ли и ему такая же участь?

А может быть, его сомнения нелепы и напрасны? Что, если ЭТО будет происходить автоматически, под воздействием каких-нибудь подсознательных импульсов? Вон, Славика-то он приложил, вовсе не думая о том, достоин он жалости или нет…

Он наконец стряхнул с себя оцепенение и решительно влился в гущу толпы.

* * *

Первая кандидатура подвернулась довольно быстро.

Это была немощная старушка, стоявшая в подземном переходе с картонкой, на которой чернильным карандашом от руки было нацарапано: «ПОМОГИТЕ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЖИТЬ!» На старушке было глухое черное платье до пят, по крайней мере сорокалетней давности, стоптанные мужские ботинки и утратившая первоначальный цвет вязаная кофта.

Вадим истолковал призыв на картонке совершенна однозначно.

Дождавшись, пока в переходе никого, кроме него и старушки, не останется, он подошел к ней и протянул правую руку, сжатую в кулак. Подслеповато мигая из-под очков, старушка подставила свою сухую ладошку, приговаривая: «Спасибо, сынок!.. Дай тебе бог здоровья и долгих лет жизни!»

Вадим разжал пальцы и прикоснулся ими к руке старушки.

Она даже удивиться не успела, почему в кулаке подающего нет ни одной монетки.

ВЫСТРЕЛ!

Старушка сползла спиной по стене, и платье ее непристойно задралось, обнажив худые ноги с синими буграми варикозных вен…

Вадим не помнил, как он выскочил из перехода на поверхность улицы. К счастью, никто не попался ему навстречу. Он нырнул в первую же арку и через несколько минут ускоренной ходьбы оказался в двух кварталах от того места, где осталось лежать тело старушки…

Наконец он пришел в себя, вытер пот со лба и зашагал медленнее.

«Черт, что же я так испугался? Мне следовало не убегать с того места, а дать круг и вернуться в переход, чтобы проследить, не станет ли эта бабулька приманкой для отца…

Проклятые рефлексы! Видимо, извращенные понятия о добре и зле настолько въелись в нашу плоть и кровь, что от них трудно избавиться в одночасье. Своеобразный атавизм, который передается из поколения в поколение. Они даже не поддаются контролю разумом. Ведь знаю я, что совершил благо для этого дряхлого, немощного существа, избавив его от нищеты и голода, от ежедневного унижения и самоуничижения, от горечи одиночества и обиды на весь мир, не желающий помогать ему…

Так почему же мыши скребут мое сердце и все стоит перед глазами худенькое тельце, свернувшееся калачиком на грязном бетонном полу?

Может быть, ты боишься того, что напишут о тебе в завтрашних газетах? «Маньяк, жестоко расправляющийся с нищими старушками»… «Нелюдь, охотящийся на слабых и обездоленных»… И прочее в том же духе…

Неужели тебе так важно, что будут думать о тебе и о твоих поступках те, кто не ведает истину? Неужели ты испугаешься суда слепцов?

Главное, чтобы ты сам знал, что поступаешь правильно.

И не надо уподобляться этому жалкому экспериментатору над собой по фамилии Раскольников. Он-то не ведал, что смерти не существует, а потому и метался, пытаясь бороться с собственной совестью. Да и старушку-процентщицу он убил не из любви к людям, а из любви к самому себе…»

Тут Вадим очнулся от раздумий и обнаружил, что проходит мимо небольшого кафе и что желудок его требует пищи.

Он набрал полный поднос различных блюд, наугад выбранных из меню, и сел за свободный столик в углу. Женщины, обслуживавшие посетителей, с откровенным любопытством поглядывали в его сторону из-за стойки и, смеясь, что-то шептали друг другу на ухо. Видно, их удивил аппетит странного посетителя. Однако Вадим не обращал на них внимания. Набив до отказа желудок, он надеялся избавиться от хлопот, связанных с поиском пищи, до позднего вечера…

Когда дошла очередь до люля-кебаба, щедро политого томатным соусом, Вадим вдруг явственно увидел перед собой мраморную стену подземного перехода, испачканную кровью, и почувствовал неудержимый приступ тошноты. Опрокинув стул, он стремглав ринулся в туалет.

«Вот что значит переедание», — донесся ему в спину женский голос из-за раздаточной стойки.

Очистив желудок от того, что успел съесть, Вадим пустил из крана холодную воду и сунул под освежающую струю голову.

Потом кое-как вытерся бумажным полотенцем и ощерился на свое неприглядное отражение в зеркале над раковиной.

«Ну что, господин бывший мертвец? — спросил он у иссиня-бледного парня с растрепанной мокрой головой. — Будешь продолжать борьбу со своим проклятым естеством или сдашься?»

Человек в зеркале был явно не прочь сдаться. Он подмигнул Вадиму, скривил усталую гримасу и пошевелил бровями. Не иначе, намекал на то, как неплохо было бы послать к черту все потусторонние силы и миры, забыть о том, что случилось в последние дни, прийти домой, упасть прямо в одежде на кровать и забыться мертвецким сном, а на следующий день, проснувшись, начать свою жизнь заново. Без кровавых убийств, а следовательно — и без дурацкого самопоедания. Жить так, как живут все окружающие — не задумываясь о том, что их ждет после смерти и надо ли тратить силы на бесполезную суету…

— Устал, значит? — осведомился сквозь зубы Вадим у своего отражения. — Но не надейся, что я оставлю тебя в покое, симулянт несчастный!.. На том свете будешь отдыхать!..

Выходя из кафе, Вадим был преисполнен холодной решимости продолжать выполнение своего плана.

Но все полетело в тартарары, едва он услышал женский голос за спиной, окликавший его по имени.

— Привет! Ты что — уже не узнаешь меня? — смущенно улыбаясь, спросила девушка, подходя к Вадиму.

Не так-то много у него было знакомых девушек, чтобы не узнать ее.

Та самая Карина, с которой он познакомился после конфликта с Крейлисом, еще не зная, что его уже поджидает на лестничной площадке киллер…

— Привет, — в замешательстве откликнулся он. Она стояла перед ним, легкая, веселая и стройная, как хрупкий мотылек, и у него почему-то сразу защемило сердце.

— Что же ты ни разу так и не позвонил мне? — с детской непосредственностью спросила она. — Не захотел больше видеть меня?