Люди феникс - Владимир Леонидович Ильин

Теперь он понимал, что значит быть чудотворцем.

«Слегин был прав, — думал он. — Любое чудо аномально по своей сути, а такой Дар — и тем более. Он так же противоестествен для человеческой души, как убийство. В мире существует два непреложных правила, которые не следует нарушать никому. Нельзя лишать человека права жить, но нельзя лишать его и права умереть. Почему-то мы, люди, так устроены, что видим в устройстве окружающего мира одну только вопиющую несправедливость. И если нам в руки попадается необходимый инструмент, как мы тут же лезем ломать и переделывать мироздание, руководствуясь своими мерками и так называемыми гуманными соображениями. Естественно, что мир сопротивляется нашему хирургическому вмешательству, потому что режем мы его по живому, с кровью выдирая кажущиеся нам ненужными куски…

А потом удивляемся, что все наши попытки добиться очевидного Добра заканчиваются неуклонным возрастанием Зла.

Только беда в том, что нам трудно смириться и оставить все как есть.

Даже если я не спасу этого неизвестного мне человека от смерти, то наверняка всю оставшуюся жизнь мне будет суждено постоянно бороться с подобным искушением. Это будет вечная мука: видеть погибших. горе людей, потерявших родных и близких, и знать, что достаточно лишь тебе захотеть — и мертвые восстанут из праха.

Но другого выхода нет.

Ведь чудесный Дар, который я приобрел, — думал Сабуров, — своего рода наркотик, позволяющий человеку упиваться властью над основным законом природы, согласно которому все живое рано или поздно должно переставать существовать. И стоит один раз вкусить его, как потом невозможно будет остановиться…

Ничего. Я попытаюсь справиться».

Сабуров распрямился, собираясь уходить. Голова у него кружилась, ноги подкашивались, но неимоверным усилием воли он заставил себя сделать шаг к выходу.

И тут же замер.

Слух его уловил голоса, которые приближались к магазинчику.

— Мама, а когда папа покушает, он пойдет с нами домой? — спрашивал детский голосок.

— Нет, цветочек, — отвечал женский голос. — Я же тебе говорила, он будет работать всю ночь, потому что магазин у них — круглосуточный…

— Мама, а у меня будет сестренка или братик? — осведомился детский голос.

— Это мы скоро узнаем, — по голосу женщины было понятно, что она улыбается. — Вообще-то врач говорит, что — сестренка…

— А она будет живая или настоящая? — озабоченно поинтересовался «цветочек».

Сабуров попятился, но спрятаться ему было негде. Он успел лишь кое-как накрыть лежавшего первыми попавшимися тряпками.

В магазинчик вошли молодая женщина в просторном платье, не скрывавшем беременности. Она держала за руку маленькую девочку с большим бантом в кудрявых волосах.

Увидев Сабурова за прилавком, женщина побледнела и остановилась как вкопанная.

— А где Виталий? — спросила она сразу севшим голосом.

Сабуров заставил себя через силу улыбнуться.

— Да здесь он, здесь, — сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно и естественно. — Прилег на полчасика отдохнуть в подсобке… Да вы проходите, не стесняйтесь. — Он показал на дверь в другом конце зала.

— А вы кто? — с подозрением осведомилась женщина. — Что-то Виталий не говорил мне, что торгует с напарником.

— А я сегодня первый день работаю, — не моргнув глазом, солгал Сабуров.

— Пойдем, цветочек, — сказала женщина и, держа девочку за руку, стала пробираться между стеллажами, уставленными банками, бутылками и коробками, к двери в подсобное помещение.

Теперь инвестигатор мог бы спокойно покинуть магазин.

Но что-то не пускало его сбежать отсюда, и загадочная невидимая Сила, поселившаяся в нем, была тут ни при чем.

Сабуров стиснул зубы.

«Все твои умные и логичные рассуждения хороши для учебника по философии, — сказал он себе. — Но они не стоят и ломаного гроша, когда сталкиваются с действительностью. Представь, что будет, когда ты уйдешь — а точнее, трусливо смоешься, — а эти двое найдут своего Виталия лежащим в луже крови…

Неужели ты хочешь, чтобы до конца жизни тебя преследовал один и тот же сон: свежевырытая могила, и эта женщина в черном, рыдающая взахлеб над гробом, и этот трехлетний «цветочек», еще не осознающий, куда и зачем уехал папа, если он никогда не вернется домой, и почему у нее никогда не будет сестренки — «живой и настоящей»?!»

И тогда Сабуров наклонился и, откинув тряпье в сторону, тронул своей гудевшей от странного зуда рукой холодные скрюченные пальцы покойника.