Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье - Марина Сванидзе

В Москве, по первым же событиям на верфях в Гданьске, создана комиссия Политбюро. В нее входит и Черненко. Правительство Польши достигает соглашения с забастовочными комитетами в Гданьске и Щецине. В Москве возмущены, потому что это соглашение фактически легализует оппозицию, говорит о том, что да, существует активная оппозиция власти в стране социалистического лагеря. Это выходит за всякие рамки, этого не может быть.

Критика системы исключена и является противоправным действием. Москва рекомендует Варшаве: СМИ, прежде всего телевидение, должны показывать, что кризис вызван не системой, а некоторыми ошибками или объективными причинами, такими, как стихийные бедствия. Москва рекомендует принять меры по дискредитации лидеров оппозиции. Лидеры – это Лех Валенса, впоследствии польский президент, братья Качиньские. Один из них – Лех Качиньский, также впоследствии президент Польши, погибший в авиакатастрофе под Смоленском в 2010 году.

Отдельные меры приняты в Москве, чтобы перекрыть информацию о событиях в Польше внутри СССР. Крупнейшие советские газеты, ТАСС, АПН, телевидение и радио обязаны «разоблачать происки враждебной пропаганды».

Поэтому на заседании Секретариата ЦК решено польские газеты и журналы, которые продаются в СССР, в целях государственной безопасности изъять из продажи.

В декабре 80-го года это поручено начальнику Главного управления по охране государственных тайн в печати. Более того, приказано контролировать все бандероли, поступающие из Польши в СССР частным лицам.

На очередном заседании Политбюро Брежнев называет события в Польше «полным разгулом контрреволюции», а участников оппозиции в количестве 10 миллионов человек – «врагами народа». На Политбюро звучат предложения переодеть польских военных в штатское и запустить их в рабочую массу.

Глава МИД Громыко говорит, что «нам нельзя терять Польшу» и «нужно иметь в виду введение чрезвычайного положения».

Затем на повестке дня появляется вопрос о «многосторонней интернациональной помощи социалистических стран Польше». Когда этот вопрос будет поставлен перед польским руководством, Москва получит отказ. Руководство Польши знает, что такое интернациональная помощь – это ввод войск, так было с Венгрией и Чехословакией, – и категорически против.

В Польшу направляется делегация во главе с завотделом информации ЦК Замятиным. Выводы доложены на Политбюро. Профсоюз «Солидарность» является политической партией. Польская молодежь охвачена дискуссией о путях развития Польши. Работающие на телевидении в основном сочувствуют «Солидарности».

Через две недели министр обороны Устинов скажет, что кровопролития в Польше не избежать и если этого бояться, то надо едавать позицию за позицией и так мы придем к потере «завоеваний социализма». Устинов человек военный и не скрывает, что под «завоеваниями социализма» имеет в виду контроль над странами Восточной Европы, включенными после войны в сферу влияния СССР. Глава КГБ Андропов высказывается по поводу ситуации внутри СССР. Польское телевидение смотрят в Белоруссии, и в городах, и в селах. В Грузии в связи с польскими событиями вспыхивают демонстрации под антисоветскими лозунгами. Устинов и Андропов едут на тайную встречу с главой правительства Ярузельским. Андропов говорит, что документ о введении военного положения в Польше уже составлен в Москве. Надо только подписать его. Поляки говорят, что это невозможно, документ надо проводить через сейм. Более того, они говорят, что неплохо бы в нынешней ситуации ввести в их, польское, Политбюро трех рабочих. Андропов крайне изумлен, отвечает: «У нас не было такого, чтобы в Политбюро были рабочие».

Суслову приходит в голову мысль направить на польские предприятия советских рабочих в качестве штрейкбрехеров. Совмин СССР уже прорабатывает этот вопрос, когда в Политбюро спохватываются: советские рабочие могут нахвататься новых политических идей. Лучше пусть в наших газетах от имени рабочих крупных заводов появятся письма, осуждающие «Солидарность». Способ, проверенный десятилетиями. Хотя это не самое насущное.

Главный вопрос в том, что Польшу необходимо поддержать материально. Польша – в жестком экономическом кризисе. Польша собственным примером демонстрирует Советскому Союзу то, что его ждет в ближайшем будущем. Польша в 81-м году не в состоянии расплачиваться по кредитам, взятым на Западе. Новых кредитов не дают. Производство падает. СССР в политических целях долгое время экономически поддерживал Польшу. Нефть, как водится, поставляли за полцены руду, хлопок. Но дело в том, что ко времени, когда Польша входит в кризис, Советский Союз не в состоянии даже на время материально заглушить, закидать польские проблемы. Поставки в Польшу означают сокращение товаров внутри СССР, которых и так катастрофически не хватает.

Осенью 81-го Политбюро ЦК КПСС уже признает, что власть в Польше, по сути, принадлежит «Солидарности».

Андропов в 81-м году произносит: «Мы не намерены вводить войска в Польшу. Мы не можем рисковать. Я не знаю, как будет обстоять дело с Польшей, но если даже Польша будет под властью «Солидарности», то это будет одно. А если на Советский Союз обрушатся капиталистические страны с экономическими и политическими санкциями, нам будет очень тяжело». И Громыко говорит: «Никакого ввода войск в Польшу быть не может». И Суслов говорит: «Введение войск будет означать катастрофу». И Устинов говорит: «Не надо навязывать им своих решений». И Гришин говорит: «Наведение порядка в Польше – дело ЦК и Политбюро Польской Объединенной Рабочей Партии».

Черненко итожит: «В наших отношениях с Польской Народной Республикой исходить из определенной общеполитической линии ЦК КПСС».

Голос Черненко на заседаниях Политбюро по Польше практически не звучит. Между тем именно Черненко проявил себя в одном из ключевых вопросов советско-польских отношений – в деле о расстреле польских военнопленных в Катыни в 1940 году.

Нет, Черненко в 40-м году не участвовал в этом преступлении. В органах Черненко никогда не работал. Он вообще никогда, нигде, ни на производстве, ни в колхозе, ни служащим не работал. С ранней юности он занимался исключительно пропагандистской работой. Сначала в райкоме комсомола во время коллективизации. Сразу после коллективизации, когда пошел страшный голод, он добровольцем ушел в армию, в погранвойска. Это единственный период в жизни Черненко, который биографы во время его пребывания у власти пытались раскрутить как героический. Была предпринята попытка написать книгу под названием «Шесть героических суток», для чего письменно обращались к Черненко за воспоминаниями: «Помните, как у вас на заставе пограничники любили наблюдать за игрой своих любимцев – козла, собаки и кота. Поделитесь, пожалуйста, личными воспоминаниями». Черненко не поделился воспоминаниями. После демобилизации Черненко проводит пять лет в отделах агитации и пропаганды разных глубинных районов в треугольнике между Кемерово, Абаканом и Красноярском. Места совершенно глухие, лучше не найти, чтобы пережить годы террора. Правда, в некоторых зарубежных публикациях в период правления Черненко появилась информация, что в 37-м году человек с такой же фамилией и именем Константин был ответственным за проведение расстрелов в Днепропетровске. О нем вспоминали чудом выжившие в те времена. Об этом же человеке была публикация в ФРГ в 58-м году. Между тем в перестройку, среди вала материалов о годах сталинизма, никакой информации о прошлом Черненко не появилось. Он остался просто аппаратчиком, воспитанным в сталинские времена. Подтверждением тому, что он вполне мог не участвовать в расстрелах в Днепропетровске, служит факт из его личной жизни. В 35-м году в Красноярском крае у Черненко родился сын, позже дочь, от которых он вскоре ушел. В 38-м Черненко-директор Дома партпросвещения в Красноярске. В 39-м – глава отдела пропаганды Красноярского крайкома, в 41-м – секретарь Красноярского крайкома. В войну Черненко на фронте не был. Более того, в 43-м году решением ЦК он направлен в Москву на трехгодичную учебу в Высшую школу парторганизаторов. В 44-м году первым секретарем Красноярского крайкома становится Аверкий Аристов. У него сложатся неформальные отношения с сестрой Черненко Валентиной, которая заведует орготделом крайкома и известна властным, энергичным характером. О ней вспоминает будущий член Политбюро ЦК, а до этого секретарь Читинского обкома Воронов. Воронов говорит, что именно Аристов поспособствовал послевоенному назначению Черненко руководителем отдела пропаганды в ЦК Молдавии, где тот, естественно, познакомится с Брежневым, с ним попадет в Москву, где каждый из них сделает свою карьеру. Главным местом работы Черненко будет Общий отдел ЦК КПСС. Даже став Генеральным секретарем, он оставит Общий отдел под собой. Общий отдел – это главная высшая, партийная канцелярия. Она же – самый закрытый спецхран. Подразделение Черненко пропускает через себя всю документацию ЦК, входящую и исходящую. Следит за работой с документами внутри ЦК. Черненко не устает инструктировать подчиненных: «Одно из важнейших требований, отличающих Общие отделы, состоит в конспиративности работы. Конспиративность можно обеспечить только тем, что мы будем сужать число людей, работающих с тем или иным документом, добиваться стопроцентного исключения всевозможных лазеек, способствующих утечке информации». Глава Общего отдела ЦК Черненко наставляет: «Печати и факсимиле должны храниться в отдельных сейфах. Сейфы должны иметь два замка. Ключи от этих замков должны находиться у разных лиц». Черненко получит Госпремию за создание пневматической почты между Кремлем и зданием ЦК на Старой площади.