Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье - Марина Сванидзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В своей последней речи во время последнего прихода в Кремль 7 февраля 85-го года Черненко оценит свое правление и выскажется о будущем, как он его понимает:
«Этот отрезок времени прошел у нас по-боевому. Думаю, что нам следует продолжить в таком же духе нашу работу, не выдумывая каких-то новых форм».
После смерти Черненко из сталинского набора остается один Громыко. Он и назовет имя нового Генерального секретаря.
Новые формы, которых так не хотел Черненко, появятся неожиданно, с той стороны, откуда их никто не ждал. 1 мая 1985 года утром Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев стоит на Мавзолее. Все стандартно. Нестандартно было накануне. Дело в том, что накануне вечером он с женой пошел в Художественный театр на Чехова. На «Дядю Ваню».
1986-й – это год, когда случился Чернобыль, авария на атомной электростанции.
Сейчас уже трудно сказать, что по понятиям того времени было более удивительно: то, что сразу публично не сообщили о катастрофе на АЭС, или то, что вскоре о ней было сказано.
Первая информация о взрыве на 4-м блоке Чернобыльской АЭС на Украине появляется на третьи сутки после события. В газете «Известия» в правом нижнем углу первой полосы – короткое сообщение:
«В результате принятых мер за истекшие сутки уровни радиации в районе АЭС и в поселке станции снизились».
Мало-мальски внимательному советскому читателю становится ясно: формальные слова о снижении радиации означают, что ее уровень высок, иначе вообще бы ни слова не написали.
«Развернуты работы по очистке загрязненных участков прилегающей местности».
Раз говорят о прилегающей местности, ясно, что заражены соседние области.
«Фактически погибли два человека».
Сразу ясно, что жертвы впереди. И наконец, в подтверждение исключительности ситуации:
«Работа предприятий, колхозов, совхозов и учреждений идет нормально».
Основное место на этой газетной полосе отведено статье о приближающихся первомайских праздниках. Мы, жившие в Москве на площади Курчатова, где все знакомые работали в Курчатовском институте, сразу узнали о том, что в Чернобыле ЧП. 2 мая пройдет сухая информация о поездке в Чернобыль главы правительства Рыжкова. 4 мая газета «Правда» обвинит Запад в распространении «домыслов и небылиц». 6 мая советское правительство сообщит о том, что радиационная обстановка стабилизируется с тенденцией к улучшению. Однако в тот же день министр здравоохранения Украины обращается к населению по республиканскому телевидению и советует меньше выходить на улицу.
После праздников, числа 10 мая, на Центральном телевидении появляются первые сюжеты о ликвидации аварии. В реальности на борьбу с последствиями аварии специалисты, пожарные, армия, в смысле призывники, были брошены сразу. Работы ведутся в основном вручную, снимают верхний слой грунта на территории АЭС, руками разбирают арматуру, тряпками смывают радиоактивную грязь. Предотвращают обрушение несущих конструкций ректора, пробивают стену в охладительный многотонный бассейн, откачивают воду – и спасают от взрыва три оставшихся реактора. В это самое время советские средства массовой информации сообщают:
«В городе Киеве нет предпосылок для принятия особых мер. Вызывает удивление желание некоторых женщин прервать беременность. Здоровью детей ничего не угрожает. Нет оснований отказаться от употребления малины, клубники, черники».
Когда людей вывозили из Чернобыля и Припяти, им сказали, что это просто учения по гражданской обороне. Из зараженных сел переселяют недалеко, километров на 10. Дети продолжают пить молоко от коров, которые паслись на радиоактивной траве.
Солдаты, привезенные на АЭС, спокойно, по пояс голые, загорают. В Чернобыле, в эпицентре катастрофы, на встрече с известными московскими журналистами молодого паренька больше всего интересовал вопрос – почему «мы не даем американцам по зубам за их действия в Никарагуа». Об этом вспоминает многолетний корреспондент «Известий» Станислав Кондрашов. Он ездил в Чернобыль вместе со знаменитыми тогда Томасом Колесниченко из «Правды» и Фаридом Сейфуль-Мулюковым из Гостелерадио. Кондрашов про людей в зоне катастрофы пишет: «Никто не понимает смертельной опасности, и никого о ней по-настоящему не предупреждают».
В Москве, в Политбюро, отдадут себе отчет в происшедшем только через несколько дней после взрыва на АЭС. И в этом нет ничего удивительного. Республиканское украинское руководство дает в Москву сильно смягченную информацию. Преобладают оптимистические ноты. Это давняя советская традиция в вертикальных отношениях – не важно, о чем идет речь – о хлебе, мясе, дамских чулках или ядерной катастрофе. В подтверждение этого оптимизма – Первомайская демонстрация в Киеве, в 140 км от Чернобыля, и международная велогонка в Киеве 9 мая. Кремль не имеет адекватной информации из регионов. Со времен Брежнева регионы отданы во владение местным властям в обмен на политическую лояльность. Республиканское, областное и прочее руководство не избирается, перед населением не отвечает, о свободе слова никто не знает, и с центром выстраиваются отношения к обоюдному удовольствию. Адекватная информация в этих отношениях исключена.
Более того, Кремль в трагедии с Чернобылем получает возможность убедиться, что он лишен информации из еще одного источника. А именно – из военно-промышленного комплекса. ВПК в СССР – системообразующая структура. Главная, подменяющая собой всю экономику. В ВПК занята огромная масса советского населения, там платят неплохие деньги, там бронь от армии. ВПК – это мощнейший политический лоббист во внешней политике. Ему необходим внешний враг, он обожает противостояние с США, это конкретные бюджетные деньги, которыми можно свободно безгранично распоряжаться. Это здорово – взвинчивать международную обстановку, все время чувствовать себя в кольце врагов. ВПК – опора режима внутри страны. На сложную международную обстановку списываются проблемы в гражданской экономике. Поколение, пережившее ту страшную войну, всегда, по большому счету, довольно тем, что имеет, потому что помнит голод и смерть. Игра на этом страхе перед войной – это отличный способ управления страной, а значит, сохранения своего положения. В условиях жесткого противостояния с Западом и при соответствующей телевизионной обработке никто в стране не спросит – почему так плохо с продуктами, почему очереди? То есть именно ВПК обеспечивает прочность положения.
Атомная энергетика вслед за атомным оружием и атомной промышленностью находится в зоне ВПК. Как и ВПК, советская атомная энергетика фактически неподконтрольна Политбюро. За два дня до Чернобыля 24 апреля 1986 года Горбачев на Политбюро скажет: «Вообще, мы с этой оборонкой докатились». Чернобыль мог произойти при Андропове. И это было бы для него таким же потрясением, несмотря на его долгую связку с главой ВПК и министром обороны Устиновым. Но Чернобыль выпал Горбачеву. Горбачев уже год как Генеральный секретарь. После Чернобыля до объявления гласности в стране еще полгода.