О чем молчат мертвые - Лаура Липман

– Если она тебе что-нибудь расскажет насчет убийства, мы можем вообще забыть об этой аварии? По сути, в ней никто не виноват, она просто запаниковала…

– Черт возьми, Глория! Ты кем себя вообще вообразила? Гребаным Монти Холлом? Думаешь, я такой идиот? Любые наши с тобой договоренности требуют одобрения прокурора, и ты сама это прекрасно знаешь.

– Что ж, в таком случае она не будет с тобой сегодня разговаривать. Она очень устала, как-никак у нее травма головы. Не думаю, что стоит допускать к ней кого-либо, пока врачи не выяснят, повлияла ли травма на ее память.

– Они еще вчера провели обследование.

– Ей только залатали раны и заставили пройти психологический тест. Но я бы хотела еще получить консультацию эксперта, кого-нибудь из области нейрохирургии. Она ведь может даже не помнить самой аварии и не знать, что незаконно покинула место происшествия.

– Прибереги этот бред для заключительной речи в суде, Глория, и не выделывайся. Я должен узнать, о каком именно деле она хочет нам рассказать и в нашей ли оно юрисдикции.

– О, оно еще как в вашей юрисдикции, детектив! – При разговоре с мужчинами Бустаманте каждую фразу произносила с каким-то грязным подтекстом. Когда Инфанте впервые с ней познакомился, он подумал, что это такой способ защиты, попытка скрыть свою сексуальную ориентацию. Но Ленхард настаивал на мнении, что это высокоразвитое чувство иронии, способ потрепать мозги, которым профессиональные нервотрепы вроде Глории регулярно пользуются, чтобы не потерять хватку.

– Так я могу с ней поговорить? – попытался настоять на своем детектив.

– Об убийстве – да, об аварии – нет.

– Твою мать, Глория! Я занимаюсь расследованием убийств. Мне глубоко наплевать, что она помяла крыло чужой машины, пока ехала по шоссе. Хотя подожди – может, она сделала это специально? Может, хотела убить тех, кто был во второй машине? Черт, да у меня просто везуха поперла, и теперь я раскрою целых два дела зараз!

Кевин щелкнул пальцами.

Адвокат окинула его скучающим взглядом.

– Не отбирай хлеб у своего сержанта. Это же он у нас юморист. А ты просто славный парень.

* * *

Женщина в больничной палате лежала в своей постели, плотно сомкнув глаза, как ребенок, который делает вид, что ничего не знает и ни в чем не виноват. Солнечный луч, проникавший в комнату сквозь занавески, освещал лишь половину ее лица и одну руку, покрытую легким пушком. Весь ее вид говорил о бесконечной утомленности. Она на секунду приоткрыла глаза и затем снова закрыла их.

– Я так устала, – пробормотала она. – Обязательно делать это сейчас, Глория?

– Он ненадолго, милая, – отозвалась Бустаманте.

«Милая?» – изумился Инфанте.

– Ему нужна только первая история, – добавила адвокат.

Первая история? А какая тогда вторая?

– Мне от этого не легче, – простонала пациентка. – Может, ты сама ему все расскажешь, а я пока посплю?

Пора было брать дело в свои руки и перестать ждать, пока Глория представит его, чего она явно делать не собиралась.

– Меня зовут Кевин Инфанте, – заговорил полицейский. – Я детектив полиции округа Балтимор.

– Инфанте? Это как «младенец» по-итальянски? – спросила лежащая женщина, глаза которой по-прежнему были закрыты. Кевин хотел, чтобы она открыла их. До этого момента он и не подозревал, насколько важен зрительный контакт в его деле. Конечно, он думал об этом, изучал, как разные люди пользуются мимикой, знал, что означает, когда человек избегает прямого взгляда. Но в его практике это был первый случай, когда субъект сидит – а вернее сказать, лежит – с плотно закрытыми глазами.

– Наверное, – ответил он, как будто не слышал этого раньше, как будто две бывшие жены не напоминали ему об этом сотни раз.

Наконец пациентка открыла глаза – они оказались ярко-голубыми. Эх, еще одна пара голубых глаз потрачена на блондинку! Голубоглазая брюнетка, сочетание светлого и темного – вот каким был идеал Кевина.

– Но вы не похожи на младенца, – заметила женщина. В ее голосе, в отличие от Глории, не было ни намека на флирт. Подобного рода игры были явно не для нее. – Забавно, на секунду мне вспомнился персонаж из какого-то мультика, такой гигантский младенец в подгузнике и с чепчиком на голове.

– Малыш Хьюи, – подсказал детектив.

– Точно. Он ведь был уткой? Или цыпленком? Или обычным ребенком?

– Наверное, цыпленком, – ответил Кевин, подумав, что этой даме, возможно, и правда стоит обследоваться у нейрохирурга. – Мне сказали, что вам что-то известно о старом убийстве, случившемся здесь, в Балтиморе. Об этом я и хотел бы поговорить с вами.

– В Балтиморе все только началось. А закончилось… черт, даже не знаю, где оно закончилось и закончилось ли вообще.

– Хотите сказать, что кто-то начал убивать кого-то в Балтиморе, а закончил где-то в другом месте?

– Трудно объяснить. В конце… ну, то есть не в конце, а когда начались все эти кошмарные вещи… тогда я даже не знала, где мы находимся.

– Может, расскажете все с самого начала и мы вместе попробуем это выяснить?

Пациентка повернулась к Глории:

– Люди до сих пор… ну, то есть нас еще до сих пор помнят? Спустя столько лет?

– Помнят все, кто жил здесь, – ответила старая ящерица непривычно ласковым тоном. Может, она просто хотела ее? Поэтому и взялась за это дело, рискуя пролететь с оплатой? Иногда очень трудно понять, что тот или иной мужчина нашел в женщине, а с женщинами все еще сложнее, и Глория, как успел понять Кевин за годы общения с ней, не была исключением. – Имен, может, и не помнят, но вашу историю наверняка знают. Вот только детектив Инфанте нездешний.

– Тогда какой смысл с ним разговаривать? – Женщина закрыла глаза и откинулась на подушку. Бустаманте смущенно посмотрела на полицейского и пожала плечами: мол, что я могу поделать. Инфанте никогда не видел, чтобы она была такой обходительной и внимательной со своими клиентами. Конечно, Глория заботилась о людях, чьи интересы представляла, но она всегда настаивала на своем главенстве. Теперь же она, вся такая почтительная, жестом указала ему на дверь, приглашая проследовать за собой в коридор. Но он покачал головой и не сдвинулся с места.

– Тогда ты мне все расскажи, – сказал Кевин Глории.

– В апреле семьдесят пятого две сестры отправились на прогулку в торговый центр «Секьюрити-сквер». Санни и Хизер Бетани. С тех пор их больше никто не видел. И у полицейских даже не было возможных догадок насчет того, что могло с ними случиться. В отличие от дела Пауэрс.

Молодая женщина по фамилии Пауэрс исчезла десять лет назад, но никто не сомневался в том, что в этом исчезновении замешан ее бывший муж. Просто доказать это было сложно. Считалось, что он нанял кого-то для ее убийства и ему повезло, что попался самый молчаливый, самый преданный своему делу киллер, у которого не было причин продавать информацию. Парень, который никогда не попадал в тюрьму и не хвастался спьяну перед подружкой: «Да-а, это сделал я!»