Большие истории для маленького солдата - Бенни Линделауф

– Какой дар ты принес на благо Мира?

Он не сразу заметил Часового, который сидел за столом, вплотную придвинутым к Дворцу Мира. Это было единственное место в тени, точнее на ее краешке, тонюсеньком ободке. Часовой обмахивался листком бумаги, но желаемой прохлады это, похоже, не приносило. Со лба струился пот. Костлявый нос облез, губы потрескались.

Второй Старшебрат достал из кармана носовой платок, все еще чистый и аккуратно сложенный вчетверо. По привычке он всегда носил с собой чистый платок. На случай, если Младшебрату потребуется высморкаться, утереть слезы или промыть ссадину на колене.

– Платками войну не выиграть, – сказал Часовой.

– Тогда возьми его себе, – предложил Второй Старшебрат.

Часовой продолжал молча на него смотреть.

– Им можно обмахиваться.

Часовой покачал головой.

– Тебе не жарко? – спросил Второй Старшебрат.

Часовой ответил, что жара сводит его с ума, но летом ничто не способно принести облегчения, даже носовой платок.

– У меня больше ничего нет, – признался Второй Старшебрат.

– Ничего?

– Ну, разве что пара-тройка историй.

– Тогда плати историей.

– Какой именно?

Часовому не пришлось долго думать.

– Историей, которая меня охладит, и такой страшной, чтобы по коже мороз пробежал.

Второй Старшебрат перебрал в голове все истории, которые знал.

– Согласен, – произнес он. – Но при одном условии.

– Хорошо, – кивнул Часовой, выслушав условие.

Тысяча саженей

I

Варре жил с братом на краю холодного как лед озера. Было оно не только безбрежным, но и невероятно глубоким, в тысячу морских саженей. Люди его так и нарекли – Тысяча саженей. Говорили, что брошенный в озеро младенец превращается в древнего старика к тому времени, как достигает дна. Вода в озере была темная, мутная и зеленая. Старшего брата Варре звали Бор. Он знал одну удивительную историю, которую рассказывал всякий раз, когда они рыбачили на пристани перед домом.

– Однажды здесь утонула женщина.

– Не надо.

– По имени Роза.

– Замолчи! – Варре зажимал уши руками. Но Бор насильно их опускал и крепко держал, заставляя Варре слушать.

– Она была женой рыбака. И родился у них мальчик. Но рыбак не верил, что это его сын. У черноволосого рыбака с неповоротливым телом белокурый ребенок, подвижный, как ртуть? Вдобавок у младенца было что-то с руками… пальчики соединялись перепонками! Рыбак при виде такого чуть не лишился рассудка.

Умолчав о своем открытии, он подождал, пока жена отправится на рынок. Затем схватил ребенка, притащил его на обрывистый берег озера, туда, где в омуте злобно бурлила вода, и оставил.

Вернувшись вечером домой, жена застала мужа пьяным. На вопрос, где сын, рыбак взревел:

– Это не наш сын! Ребенок с перепончатыми руками, черт меня побери!

И вытолкнул жену за порог, в черноту ночи, в преддверии грозы.

– Позволь мне хотя бы взять с собой немного света, – умоляла Роза. – Дай мне свою трутницу. Тогда я смогу зажечь лампу и поискать нашего малыша.

Но рыбак отказался. И другие рыбаки, жившие здесь в ту пору, тоже отказались. Ведь дать огня женщине с выродком было равнозначно признанию собственной вины. Знаешь, что потом произошло? Знаешь?

Но Варре к тому моменту уже вырывался и пускался наутек. Шлеп-шлеп, вниз по пристани. Убегай-не убегай – он уже столько раз слышал эту историю, что она сама продолжала рассказываться в его голове.

– В поисках ребенка Роза вошла в озеро Тысяча саженей. И пока тщетно звала сына, утонула. Никто не протянул ей руку помощи. Никто не попытался ее спасти. Все невозмутимо ждали, пока воды сомкнуться над ее головой. И как ни в чем не бывало вернулись к своим делам.

Но не прошло и недели, как рыбака, который выставил за дверь жену с ребенком, обнаружили мертвым в постели, с синими губами и выпученными глазами. Из-под одеяла сочилась зеленая мутная вода.

Иной раз Бор пел песенку.

Роза, Роза, Роза.

Кто прячется там в глубине?

С водяным на самом дне?

Таится в озере угроза.

Роза, Роза, Роза.

Может показаться жестоким, что Бор донимал Варре этой историей. Но после смерти родителей братья жили одни-одинешеньки среди лесов на северной стороне Тысячи саженей, вдали от обитаемого мира. На противоположном берегу бескрайнего озера, скрывшись за деревьями, примостился городок Тол. Своей историей Бор хотел защитить Варре от таившихся в озере опасностей.

II

Наступила зима, какой уже давно не бывало. Намело столько снега, что сугробы завалили окна и дверь домика братьев. Варре не скучал. Он вырезал фигурки из дерева, глядел в потолок или варил суп из найденных в доме остатков съестного. Бор, наоборот, часами стоял перед единственным не запорошенным окном, наблюдая, как замерзает Тысяча саженей. С каждым днем ледяной покров ширился. Время от времени раздавался треск, похожий на пушечный выстрел.

– Лед растет, – говорил Бор, сверкая глазами. – Ему нужно пространство.

Бору тоже было тесно в крошечном домике, он метался из угла в угол, не находя себе места, будто сам превратился в Тысячу саженей.

Шли месяцы, а зима не кончалась. Декабрь, январь, февраль, март. И как раз тогда, когда даже Варре отчаялся дождаться наступления весны, ледяной ветер стих, небо прояснилось и синева тщетно попыталась отразиться в озере. Бор радостно вскрикнул, распахнул окно и вырвался наконец наружу. Варре слышал, как брат пробирается по снегу и свистом окликает собак.

– Варре!

Дрожа от холода, Варре оделся. И хотя печь топила в полную силу, дома было промозгло. Варре натянул влажные сапоги.

Бор уже запряг семерых собак – больших и свирепых, как волки. У них были ярко-голубые глаза и такая густая шерсть, что даже зимой они могли спать на улице. Звали их всех одинаково: Гримм.

– Что толку в семи разных именах, – говаривал Бор, – если они должны работать как одно целое? Бор сам вырастил Гриммов. Щенятами они спали у него на животе, по-собачьи кормились из его рта и только его слушались.

– Дрова у нас на исходе, Варре, – сказал Бор. – Поеду нарублю новых. А ты тем временем расчисти дорожку перед домом.

Варре кивнул.

– Смотри не выходи на лед!

Когда-то давным-давно на озере целую зиму прожил один ученый. Он денно и нощно измерял уровень воды, течения и температуру. И понимал, что Тысяче саженей доверять нельзя. Он написал толстую книгу, полную