Большие истории для маленького солдата - Бенни Линделауф

приходилось даже возвращаться назад. Но город Тол неумолимо приближался. Вот уже над деревьями заклубился печной дым. Показался дощатый пирс с вмерзшей в лед лодкой.

Сани въехали на берег и остановились. Обернувшись, Варре окинул взором бескрайние ледяные просторы.

Свет скользнул в крошечную полынью. И там, в призрачном лунном сиянии Варре увидел то, что запомнил потом на всю жизнь.

Из чернильно-черной воды меж льдин появился покрытый водорослями, но ярко светивший фонарь Варре. Его держала белая как снег рука. Очень аккуратно она положила фонарь на лед. А потом мелькнула вторая, поменьше, с перепонками между пальцами. Руки сцепились и бесследно исчезли в аспидных водах бездонного озера Тысяча саженей.

Все еще не веря своим глазам, Варре помахал им на прощание.

Второй Старшебрат и Часовой с нетерпением ждали наступления вечера. Тенистый ободок вокруг Дворца Мира вырос до таких размеров, что теперь в нем можно было даже гулять. «Мы утопающие, – неожиданно подумал Второй Старшебрат. – Утопающие на островке тени посреди океана света».

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем солнце наконец скрылось за горизонтом. И хотя жара по-прежнему не ослабевала, Часовому, она, судя по всему, больше не мешала. Наоборот, он поднял воротник пальто, как будто на дворе стояла поздняя осень. Второй Старшебрат улыбнулся.

Часовой зажег светильник. Они расположились возле него, как у костра, и пили из громадного кувшина, который Часовой выкопал из-под песка.

– Так пиво хоть немного сохраняется прохладным, – пояснил Часовой.

Говорили они мало. Часовой был явно не слишком словоохотлив и не считал нужным обсуждать только что рассказанную историю.

Издалека доносился едва уловимый гул войны.

Когда посреди ночи Второй Старшебрат резко проснулся, масла в лампе почти не осталось. В мигающем свете он обнаружил пустой спальный мешок Часового. Сабля была прислонена к столу. Недоумевая, что могло его разбудить, Второй Старшебрат услышал звук.

С гулом войны переплетался одинокий протяжный тон.

Поначалу высокий, он опускался, задерживался на мгновение, снова опускался, становясь низким и хриплым, и в конце концов замирал.

Он сразу его узнал – дом братьев стоял на опушке густого леса.

Это выл волк.

Может, Часовой тоже услышал вой и пошел на разведку, подумал Второй Старшебрат. Но тогда почему не прихватил с собой саблю? Ему стало не по себе. Даже Старшебрат ни в жизни не отправился бы безоружным на поиски волка.

С саблей Часового в руках он вышел на равнину. Но в каком бы направлении ни двигался – на север, восток, юг или запад, – он всякий раз удалялся от душераздирающего завывания.

Высокий тон, нисходящий, низкий. Тишина.

Высокий, нисходящий, низкий. Тишина.

Когда он наконец понял, откуда доносится вой, то опешил. И медленно поднял голову.

Волк сидел на верхушке Дворца Мира.

Только это был не волк.

Остаток ночи Второй Старшебрат не сомкнул глаз. Он глядел на проплывавшие по небу осенние облака, в которых не было ни капли дождя. В голове крутился один-единственный вопрос: где это видано, чтобы посреди ночи часовые забирались на палатки и выли на луну как волки? И зачем?

Он сочинил длинное письмо братьям. А на полях сделал пометку:

Скажите Младшебрату, чтобы перед сном обвязывался моим шарфом. А то и ахнуть не успеет, как подхватит простуду! И пусть спит на правом боку. Когда на сердце что-то давит, снятся кошмары.

До скорой встречи,

Второй Старшебрат

История третьего старшебрата

Многое можно было сказать о Третьем Старшебрате: не такой храбрый, как Старшебрат, не такой заботливый, как Второй Старшебрат и вдобавок неряха каких свет не видывал, зато самообладание у него было гранитное. Ничто не могло вывести его из равновесия.

– Да они там просто в карты дуются, – успокоил он младших братьев, когда те приуныли из-за того, что старшие не вернулись с войны. – А не дуются, так валяются кверху пузом и глазеют на облака. Говорю вам: войны в наше время обходятся так дорого – скоро воевать будет не на что. Я слыхал, любой полковник десять раз подумает, прежде чем кричать «пли». Война нынче – что твой отпуск, точно вам говорю.

Они все сидели за столом, и Младшебрат тоже.

Он уже понимал, что к чему.

И что означают все эти отпуска, праздники и зонтики.

В тот день, когда на коврик под дверью упало письмо, Третий Старшебрат лишь расхохотался и сказал:

– Пора поиграть в покер.

Он взял с собой шляпу, но сапоги оставил. Красивые сапоги, замшевые, с красными кисточками. Когда-то он выиграл их в кости.

Младшебрат подозрительно взглянул на него.

– И что с ними делать? – спросил он. – Мне они велики.

– Подумаешь! Скоро станут впору!

Третий Старшебрат уже стоял у двери, нахлобучив шляпу, когда Младшебрат кинулся к нему и прижался всем телом.

Мальчик дрожал, будто его лихорадило.

На миг самообладание Третьего Старшебрата дало трещину – видно, до гранита ему все-таки было далеко. Другие братья нервно мялись рядом.

– Я мигом вернусь, – сказал он, зарывшись носом в волосы Младшебрата. – Не успеешь и двух раз моргнуть, как я уже здесь! – Он осторожно высвободился из объятий мальчика, пристально заглянул ему в глаза и осклабился. – Да что я говорю! Ты не успеешь и двух раз моргнуть, как вернусь не только я, но и братья!

– Правда?

– Правда, Младшебрат.

– И братья тоже?

– Клянусь!

А когда Младшебрат чуть не расплакался, провожая его в дверях, Третий Старшебрат прокричал ему через плечо:

– Я напишу тебе письмо. Только тебе. Нет, не письмо, целую гору писем. Каждый день буду писать! Знаешь что? Прямо сейчас и начну.

И, переступая через порог, он вытащил бумажку и застрочил:

Младшебрат,

Коли правду говорят, что Земля за двадцать четыре часа оборачивается вокруг своей оси, почему я все еще иду? Разве мало каждую минуту отпрыгивать влево или вправо? И не наткнусь ли я тогда в конце концов на Старшебратьев? Конечно, при условии, что те стоят на месте.

Ха, только представь себе: я бы все прыгал и раскидывал свои объятия шире и шире, чтобы хватило на них обоих. А братья поначалу не поверили бы своим глазам, а потом завопили бы: «Ну кто еще способен такое выдумать?!»

А потом мы втроем взяли бы да и выпрыгнули из войны.

Ну да ладно, что-нибудь придумаю.

До скорого!

Когда он добрался до равнины, поднялся ветер, приятный