Кто придет на «Мариине» - Игорь Бондаренко

— Вы очень откровенны, господин Еккерман, и можете позволить себе это, а я не могу.

— Ладно, к черту эти серьезные разговоры. Давайте поедем куда-нибудь, выпьем. Все равно работать я уже не могу. Ну как, соглашаетесь?

— Но надо же дождаться хотя бы отбоя.

— К чему? Мы сейчас все узнаем. — Еккерман снял телефонную трубку. — Соедините меня со штабом противовоздушной обороны… Говорит Еккерман. Меня интересует положение в воздухе… Благодарю вас. — Главный конструктор положил трубку на рычаг. — Ну вот, все ясно, можем ехать. Томми[6] пошли на Берлин, еще несколько машин над Балтийским морем, но они идут в направлении Штеттина. Поехали, что ли?

— Поехали.

«Мерседес» завелся с первого же прикосновения к кнопке стартера, и машина помчалась по темным и безлюдным улицам.

* * *

Енихе вернулся домой за полночь. Он отпер дверь, вошел в переднюю. Отто был доволен вечером, тем, что ему удалось познакомиться с Еккерманом.

С Куртом они выпили изрядное количество рейнского, и, прежде чем приступить к работе, Отто захотел принять душ. Чтобы не спускаться лишний раз со второго этажа, он направился в кабинет Штайнгау взять то, что ему было нужно.

Енихе прошел в гостиную, миновал комнату Ирены, осторожно ступая по коридору, чтобы не разбудить девушку, открыл дверь в кабинет и увидел ее, склонившуюся у приемника. Видно, его появление было полной неожиданностью для нее. Резко щелкнул выключатель приемника, но Отто успел разобрать английскую речь.

— Ах, это вы? — придерживаясь за косяк двери, сказал он. И продолжал, растягивая слова и где-то немного переигрывая, стараясь подчеркнуто-твердо выговаривать каждый звук, как пьяный, который не хочет показать, что он пьян. — Теперь-то вы у меня в руках!

Ирена стояла опустив голову, молчала.

— Вы любите Польшу? — спросил Отто.

Она подняла голову, в глазах ее блеснули слезы, и ему сразу захотелось закончить этот спектакль.

— Идите спать, — устало сказал он.

Когда Ирена ушла, Отто присел на диван. Неожиданная встреча! Хорошенькая любовница группенфюрера слушает тайно передачи Би-би-си? Уж не Интеллидженс ли сервис подослал ее к группенфюреру? Как бы там ни было, с ней по-прежнему нужно быть настороже. Отто поднялся, подошел к книжному шкафу и взял томик Шопенгауэра. Вынув из книги матовую полоску фольги — закладку, точно такую же, какими перекладывали книги в городской библиотеке, он спрятал ее в карман и поднялся к себе наверх.

Здесь на закладке невидимыми чернилами он написал несколько слов шифром.

Приняв ванну, Отто надел пижаму и, прежде чем лечь, закладку вложил в книгу Розенберга «Миф XX века».

* * *

Утро выдалось ветреное. Со стороны района Бляхештрассе и товарной железнодорожной станции, подвергшихся недавно бомбежке, тянуло гарью. Было еще рано, и Отто, пройдя мимо Мариенкирхе, свернул в проулок налево и спустился в порт. У воды стало совсем холодно, и он пожалел, что не захватил с собой плащ. Енихе был в гражданском костюме, как всегда, когда шел в кирху. В руке у него была книжка Розенберга «Миф XX века».

Порт уже проснулся. Подъемные краны лениво наклоняли длинные железные стрелы к судам, стоявшим под разгрузкой. Скрипели лебедки. Стреляя синими кольцами дыма, разрезая острым носом темную маслянистую воду, вдоль берега промчался таможенный катер. Отто прошел мимо причалов, но среди кораблей, пришвартовавшихся к ним, не было «Стокгольма», на котором плавала Криста Росмайер, его новая связная.

Сначала Енихе должен был поддерживать связь с Центром только через служителя Мариенкирхе. Короткие сообщения, которые он шифром писал на закладках, передавались по радио. Енихе не знал, где находится передатчик, в самой кирхе или в другом месте. Он никогда не задавал лишних вопросов и принимал к сведению лишь ту информацию, которую ему сообщали. Он знал, что передатчик работал, как правило, во время воздушных тревог, когда над городом появлялись самолеты. В это время немецкие автомобили с радиопеленгаторами — служба подслушивания — бездействовали, а стационарные пеленгаторы не могли дать точных координат, так как эфир был забит позывными, радиограммами пролетающих бомбардировщиков.

Таким образом, времени, удобного для передач, было немного. Хотя тревоги случались почти ежедневно, самолеты не всегда проходили над городом, да и сам перелет занимал считанные минуты. Фотографии же пересылались каким-то иным, неведомым ему, путем.

Было сказано, что как только он хорошо «приживется», получит еще одну нить связи — через Росмайер.

Когда это должно произойти, решал Руководитель.

Росмайер должна стать «невестой» Отто, и он хорошо запомнил все, что относилось к словесному портрету: рост — 165 сантиметров, брюнетка с голубыми глазами…

Отто с нетерпением ждал разрешения на «знакомство» с будущей «невестой». Он чувствовал необходимость хотя бы ненадолго увидеться со своим человеком, поговорить с ним, побыть самим собой. В целях конспирации ему было запрещено вступать в какие-либо разговоры со священнослужителем Мариенкирхе, и поэтому он так ждал встречи с Кристой.

Часы на ратуше пробили половину восьмого, и Отто направился к Мариенкирхе.

Во время утренней службы людей было совсем мало. В неотапливаемом помещении собора над лицами молящихся струился от дыхания пар. Сыростью и холодом веяло от стен.

Вскоре к нему подошел служитель, протянул молитвенник. Отто положил его рядом с книгой Розенберга. Раскрыл молитвенник и поменял в нем закладку.

Дома Енихе достал из чемодана пачку носовых платков, вынул один из них, пропитанный специальным химическим раствором, и стал протирать им закладку. На ней проступили знаки шифра: «Там же, с семи до восьми». Это было разрешение на «знакомство» с Кристой.

От пассажирского причала в Постлау рукой подать до маленького ресторанчика, вернее, пивнушки под названием «Черный медведь». По Крепелинерштрассе вы подниметесь немного наверх, свернете налево в первый же проулок и сразу увидите дубовую резную дверь, а над ней сидящего медведя с пивной кружкой. Медведь, конечно, не живой, это только искусно сделанное чучело, но крепко хватившие моряки не раз принимали его за настоящего.

Так уж сложилось, что завсегдатаями этой пивнушки стали моряки дальнего плавания. Здесь цены были повыше, в расчете на «толстый» карман тех, кто подолгу болтается в море и вольно или невольно вынужден копить деньги до прибытия в порт. В «Черном медведе» всегда можно было найти и первоклассное пиво, и лучшие коньяки, а в искусстве приготовления братвурст[7] повар «Черного медведя» не имел себе равных.