Кто придет на «Мариине» - Игорь Бондаренко

— Я так измучилась в Берлине. Мне страшно…

Луна скрылась за низкими, вдруг набежавшими тучами. С неба посыпался мелкий, как просо, дождик, но быстро прекратился. Вскоре послышался гул моторов. Постепенно с высоких тонов он переходил на низкие, становился плотным, густым. Самолеты шли над морем, но совсем близко от берега.

Не успела пройти первая волна, как появилась вторая, третья. И вдруг небо прорезали десятки молний. Противовоздушная оборона Варнемюнде, который лежал по прямой отсюда в каких-нибудь двадцати километрах, вступила в бой. Зенитки били трассирующими снарядами. Один самолет сразу же был подбит и устремился вниз, таща за собой огненный хвост. Вдруг земля, как живая, вздрогнула. Сотни бомб впились в нее, и этот грохот поглотил взрыв врезавшегося в море бомбардировщика.

Пожары в Варнемюнде вспыхнули тотчас же, и небо окрасилось в багровый цвет.

Бомбежка длилась около часа.

Через три дня Лотта уехала в Берлин. Теперь все свободное время Отто проводил с Эльзой, младшей из сестер. Белокурая восемнадцатилетняя Эльза были сущим ангелом: пышные волосы, голубые глаза, точеный носик.

Эльза была болтушкой, и скучать с нею не приходилось. Дни проходили незаметно, и быстро приближался срок возвращения в Постлау.

* * *

В Кюлюнгсборне Енихе пробыл ровно месяц. Приехав в Постлау, он сказал группенфюреру, что согласен на его предложение. Теперь еще некоторое время надо было подождать приказа о переводе в войска СС. Таким образом, отпуск продолжался.

Отто лежал в своей комнате на широкой тахте у раскрытого окна. Он только что принял ванну, и его тело холодила шелковая пижама.

Молоденькая симпатичная полька Ирена, служанка Штайнгау, принесла лимонад со льдом, поставила на столик и бесшумно удалилась, Ирена была исполнительна, молчалива, и за все время пребывания в доме Штайнгау Отто услышал от нее всего несколько слов.

Однажды вечером он вернулся с прогулки раньше обычного. Отперев дверь, вошел в гостиную и застал там Штайнгау и Ирену. Она сидела у него на коленях. Отто, пробормотав извинения, быстро поднялся к себе наверх.

Утром никто из них ни словом не обмолвился об этом случае, только Ирена, встретившись взглядом с Отто, отвела глаза и покраснела.

Во второй половине дня раздался телефонный звонок.

— У меня сразу две новости, — сказал Штайнгау. — С тобой все в порядке. Документы пришли, ты переведен в СС. Комендант Бартенхауза ждет тебя сегодня в семнадцать ноль-ноль. Вторую новость узнаешь, когда встретимся. Я буду часов в десять.

— Спасибо, дядя Франц.

* * *

Концентрационный лагерь Бартенхауз располагался на окраине города. От остановки трамвая «Зоопарк» надо было пройти через лесок по тропинке, которая вела прямо к главным воротам лагеря. Енихе подошел к часовому-эсэсовцу.

— Мне нужен лагерфюрер Шлихте, — сказал он.

— Одну минутку, господин обер-лейтенант.

Часовой зашел в будку, позвонил куда-то по телефону.

— Господин обер-лейтенант, лагерфюрер ждет вас. Пройдете по этой дороге мимо кантине и увидите двухэтажный барак — это и есть комендатура, — сообщил часовой.

Енихе пошел по лагерю. Асфальтированная дорога вела к комендатуре и к аппельплацу. Заключенных еще не пригнали с работы, и в лагере слонялись только эсэсовцы да попалось несколько заключенных — уборщики.

Еще издали Енихе увидел на пороге комендатуры офицера в ярко начищенных высоких сапогах. Лучи заходящего солнца, как от зеркала, отражались от их черных блестящих голенищ. В руке у эсэсовца был стек, которым он время от времени похлопывал по голенищу. Это и был лагерфюрер Шлихте.

Енихе, как и требовалось по уставу, хотел доложить по форме, но Шлихте остановил его:

— Будем без церемоний… Давайте знакомиться, — и протянул руку. — Прошу…

Они вошли в комендатуру, в кабинет лагерфюрера.

— Группенфюрер сказал мне, что вы к нам на время… Но я все равно рад. У нас не так уж плохо… Сами убедитесь. Еды вволю, служба нетяжелая, есть девочки… Мы их держим на специальном пайке…

Шлихте улыбнулся. Улыбка его была неприятна. Она скорее походила на гримасу и придавала лицу злое выражение.

— Единственная трудность в нашей службе, — продолжал Шлихте, — приходится рано вставать. Подъем у нас в пять часов… Вы где будете жить, у нас или на квартире?

— Если вы не возражаете, оберштурмфюрер, я, возможно, буду жить у группенфюрера Штайнгау…

— Да! Да! Группенфюрер говорил мне о вас… Конечно, вы можете жить где вам заблагорассудится.

— Где я могу получить новую форму? — спросил Енихе.

— Я сейчас распоряжусь… Вы, конечно, знаете, что назначаетесь командиром первого отряда и, таким образом, становитесь моим заместителем. Второй отряд сейчас несет охрану завода «Мариине». В первых числах каждого месяца отряды меняются местами. Ваш отряд будет охранять завод, а второй отряд — лагерь. Подробней обо всем поговорим завтра. Утром вы приступите к своим обязанностям. Прошу вас в пять утра быть в лагере…

— Сегодня вечером я свободен?

— Да-да, конечно. Если вы торопитесь, я больше не задерживаю вас.

— Тогда до завтра, — Енихе взял под козырек.

* * *

Вечером Штайнгау спросил у Енихе:

— Как ты нашел лагерфюрера?

— Он был на фронте?

— По-моему, нет, а какое это имеет значение?

— Нет, никакого, я спросил просто так.

— Я знаю, о чем ты думаешь: тыловая крыса, отсиживается в тихом местечке, пока мы проливаем кровь. Не так ли? Не возражай, все вы, фронтовики, одинаковы. Но кто-то ведь должен и здесь, в рейхе, нести службу?

— Да, конечно… А какого вы о нем мнения?

— Я думаю, что тебе трудно с ним не будет. Это главное…

— Вы сказали, что у вас есть еще одна новость. Какая же?

— По всей вероятности, Отто, мы на днях расстанемся.

— Вы уезжаете?

— Можно сказать и так. Меня переводят в Главное управление имперской безопасности в Берлин.

— Я очень рад за вас, дядя Франц. Меня всегда удивляло, что вы, при вашем высоком звании и ваших способностях, занимаете такой скромный пост. Отец говорил мне, что у вас… были неприятности…

— Неприятности?.. Просто я считал, что после присоединения Австрии и Судет нам надо было остановиться… И прямо сказал об этом фюреру…

— И что последовало за этим?

— Это длинная история, Отто… Когда-нибудь я тебе расскажу ее… Надеюсь, ты будешь жить у меня? Особенно теперь, когда я должен уехать, мне не хотелось бы оставлять дом на чужого человека…

— Я с радостью останусь у вас, дядя Франц.