Птичий суд - Агнес Раватн

Наутро я проснулась от звуков, доносящихся из кухни. Я встала и надела вчерашнюю одежду. Когда я спустилась, он молол кофе.

– Боже мой! – Он посмотрел вверх. – Это вы?

– Я приехала вчера. Все двери были заперты, так что я забралась через окно в свою спальню.

– Я думал, вы сказали, что будете в городе до сегодняшнего дня.

– Да, планы поменялись.

Я внутренне выругалась на себя за то, что не спросила, где был он.

– Вам приготовить завтрак?

– Нет нужды, – сказал он. – Я уже поел. Только выпью чашку кофе.

Я кивнула.

– А я был у друга.

– Вот как.

– А вы хотите чашечку? – Он поднял коробку с кофе.

– Да, спасибо.

Я села за стол – пожалуй, слишком смелый поступок. Сидела, опустив глаза, пока он наливал воду в кофеварку.

Когда кофе сварился, он налил нам и присел рядом со мной.

– Новая, – сказал он, кивнув на мою блузку, ту самую, в которой я вчера работала в саду.

– Нет, не очень-то.

Вдруг он протянул руку и дотронулся до моего локтя. И тут же отдернул.

– Земля, – произнес он, поднеся чашку к губам.

Я покраснела. Объяснила, что я вчера немного полола, пока ждала его. Он не ответил. Теперь я могла показаться ему нечистоплотной. Мы сидели молча.

– Кажется, сегодня будет хорошая погода, – наконец сказал он, выглянув из окна веранды.

– Да, похоже на то. Я думала удобрить сегодня газон чуть позже.

– Необязательно работать в воскресенье, – сказал он, встав из-за стола.

Он потянулся за кофе. Я поднялась к себе и посмотрела на него из окна. В полном покое он сидел под вишней, под ее белыми цветами, повернувшись к саду. Я скучала по музыке. Единственные звуки, которые я слышала за последние два месяца, – это гул машин на шоссе, писк насекомых, крики птиц и слабые всплески волн, бьющихся о скалы у пристани. Он даже радио не слушал. В его жизни существовал только он сам и я, домработница и садовник. Я помыла свою ванну перед тем, как спуститься и открыть дверь в сад.

– Вам приготовить обед?

– Я выпью только бокал вина. Белого.

Я бросилась к холодильнику, достала открытую бутылку и с бокалом в руке вышла к нему. Внутри все кипело. Он повернулся ко мне.

– Вы, наверное, тоже хотите вина?

Я не знала, обычная ли это вежливость или что-то значило, намек на злоупотребление алкоголем.

– Да. С удовольствием.

Я вернулась с еще одним бокалом и принесла бутылку. Села на стул рядом с ним.

– Сегодня будет хороший день, – сказал он отстраненным голосом.

«Ты это уже говорил», – подумала я. Я отпила вино, во рту разлилась прохлада.

– Вы видели здесь мышей? – спросил он.

– Здесь? Мышей?

– Я вижу их постоянно.

– В доме?

– Нет, снаружи. Маленькие лесные мыши.

– Ужас.

– Нам нужно заткнуть все щели в доме до прихода осени, иначе у нас будут проблемы.

Он протянул мне свой бокал, дав знак, чтобы я наполнила его.

– Вы давно живете в этом доме? – резко спросила я, боясь передумать.

– Да, – ответил он. – Это дом моего детства.

– Вы всегда тут жили? – Я позволила вопросу прокрасться осторожно и незаметно.

Он кивнул в ответ. Я хотела спросить, есть ли у него дети, такое может быть, теоретически они могли уже успеть переехать отсюда, но ничего не сказала. Такого длинного разговора у нас еще не было, лучше не переходить границы.

– Выпейте еще, – сказал он, когда я допила свой бокал.

Я долила остатки из бутылки. Так мы долго просидели в молчании. Я подумала, что нужно встать и поработать в саду, продемонстрировать свою преданность работе, но сидеть было так хорошо, я словно приклеилась к стулу. Багге умиротворенно смотрел на горы и фьорд, но это могло в любой момент закончиться. Я резко встала:

– Так, ну все, хватит.

Перешла двор и достала из сарая ведро для прополки. С напускной важностью прошла мимо продолжавшего сидеть Багге и остановилась у края обрыва. Надела перчатки и начала выдергивать сныть. Не отрывая глаз от земли, я тщательно удаляла корневища и складывала их в ведро, все время ощущая его взгляд на себе. Чужая женщина в перчатках его жены стоит там и полет. Когда я разогнулась, чтобы отнести ведро, Багге уже оказался вдалеке, за кустами ягод. Я взялась за ручку ведра и опорожнила его в компостную яму, прошла мимо него, не поднимая глаз.

– Вы знаете, что это? – спросил он, когда я вытряхивала содержимое ведра.

– Это? Это просто сорняки, – быстро ответила я.

Он засмеялся.

– Нет. Вот это.

Он показал на белые цветки, растущие между камней, напоминающие поповник[6].

Я подошла ближе.

– А, вот это, – я помедлила. – Это ромашка непахучая.

– Вот это ромашка?

– Она так названа из-за ресниц Бальдра. Когда ее лепестки закрываются вечером и открываются утром, это похоже на моргающий глаз.

Он посмотрел на меня немного удивленно.

– Я знаю это, потому что очень увлекалась Бальдром в детстве.

– Почему?

Он проследовал за мной по сухой желтой траве обратно к обрыву.

– Он был моей первой любовью, первой несчастной любовью.

Я продолжила выдергивать корни, покраснев от того, что он стоял у меня за спиной.

– Я не помню его историю.

– Бальдра? Это грустная и хорошая история.

– И грустная, и хорошая?

– Она приводит к концу света. Но ведь именно благодаря ей может возникнуть новый, лучший мир.

– Новый мир, – сказал он.

Я кивнула.

– Каким образом?

– Все началось с того, что он видел во сне плохие вещи, это было предзнаменованием крови и зла.

– Правда?

– Другие боги беспокоились за него и собрались на тинге[7]. Один решил узнать, в чем дело. Он оседлал Слейпнира[8] и поскакал в Хельхейм[9].