Унесенные ветром. Том 1 - Маргарет Митчелл

«Ах, Эшли, Эшли!» — беззвучно воскликнула она, и сердце еезаколотилось еще сильнее.

Холодное, тревожное предчувствие беды, не перестававшеетерзать ее с той минуты, как близнецы принесли страшную весть, вдруг ушлокуда-то в глубь сознания, будучи вытеснено уже знакомы лихорадочным жаром,томившим ее на протяжении последних дух лет.

Теперь ей казалось странным, что Эшли, вместе с которым онаросла, никогда Прежде не привлекал к себе ее внимания. Он появлялся и исчезал,ни на минуту не занимая собой ее мыслей. И так было до того памятного дня, двагода назад, когда он, возвратясь домой пойле своего трехгодичного путешествияпо Европе, приехал к ним с визитом, и она полюбила его. Вот так вдруг полюбила,и все!

Она стояла на ступеньках крыльца, а он — в сером костюме изтонкого блестящего сукна, с широким черным галстуком, подчеркивавшим белизнуего плоеной сорочки, — внезапно появился на подъездной аллее верхом налошади. Она помнила все до мельчайших деталей: блеск его сапог, камею с головоймедузы в булавке, которой был заколот галстук, широкополую панаму,стремительным жестом снятую с головы, как только он увидел ее, Скарлетт. Онспешился, бросил поводья негритенку и стал, глядя на нее; солнце играло в егобелокурых волосах, превращая их в серебряный шлем, и его мечтательные серыеглаза улыбались ей. Он сказал: «О, вы стали совсем взрослой, Скарлетт!» И,легко взбежав по ступенькам, поцеловал ей руку. Ах, этот голос! Никогда незабыть ей, как забилось ее сердце при звуках этого медлительного, глубокого,певучего, как музыка, голоса. Так забилось» словно она слышала его впервые.

И в этот самый миг в ней вспыхнуло желание. Она захотела,чтобы он принадлежал ей, захотела не рассуждая, так же естественно и просто,как хотела иметь еду, чтобы утолять голод, лошадь, чтобы скакать верхом, мягкуюпостель, чтобы на ней покоиться.

Два года он сопровождал ее на балы и на теннисные матчи, нарыбную ловлю и на пикники, разъезжал с ней по всей округе, хотя и не стольчасто, как братья-близнецы Тарлтоны или Кейд Калверт, и не был столь назойлив,как братья Фонтейны, и все же ни одна неделя не проходила без того, чтобы ЭшлиУилкс не появился в поместье Тара.

Правда, он никогда не домогался ее любви и в его ясном серомвзоре никогда не вспыхивало того пламени, которое она привыкла подмечать вобращенных на нее взглядах других мужчин. И все же.. все же.., она знала, чтоон любит ее. Тут она ошибиться не могла. Ей говорил это ее инстинкт — тот, чтопроницательнее рассудка и мудрее жизненного опыта. Часто она исподтишка ловилана себе его взгляд, в котором не было присущей ему отрешенности, а какая-тонеутоленность и загадочная для нее печаль. Она знала, что Эшли любит ее. Такпочему же он молчал? Этого она понять не могла. Впрочем, она многого в нем непонимала.

Он всегда был безупречно внимателен к ней — но как-тосдержанно, как-то отчужденно. Никто, казалось, не мог проникнуть в его мысли, ауж Скарлетт и подавно. Эта его сдержанность всех выводила из себя — ведь здесьвсе привыкли сразу выпаливать первое, что приходило на ум. В любых традиционныхразвлечениях местной молодежи Эшли никому не уступал ни в чем: он был одинаковоловок и искусен и на охоте, и на балу, и за карточным столом, и в политическомспоре и считался, притом бесспорно, первым наездником графства. Но однаособенность отличала Эшли от всех его сверстников: эти приятные занятия не былисмыслом и содержанием его жизни. А в своем увлечении книгами, музыкой иписанием стихов он был совершенно одинок.

О боже, почему же этот красивый белокурый юноша, такойизысканно, но холодно учтивый, такой нестерпимо скучный со своими вечнымиразглагольствованиями о европейских странах, о книгах, о музыке, о поэзии ипрочих совершенно неинтересных вещах, был столь притягателен для нее? Вечер завечером Скарлетт, просидев с Эшли в сумерках на крыльце допоздна, долго немогла потом сомкнуть глаз и находила успокоение лишь при мысли о том, что вследующий вечер он несомненно сделает ей предложение. Но вот наступал следующийвечер, а за ним еще следующий, и все оставалось по-прежнему. А сжигавшее еепламя разгоралось все жарче.

Она любила его и желала, но он был для нее загадкой. Все вжизни представлялось ей непреложным и простым — как ветры, дующие надплантацией, как желтая река, омывающая холм. Все сложное было ей чуждо инепонятно, и такой суждено ей было оставаться до конца дней своих. А сейчасвпервые судьба столкнула ее лицом к лицу с натурой несравненно более сложной,чем она.

Ибо Эшли был из рода мечтателей — потомок людей, изпоколения в поколение посвящавших свой досуг раздумьям, а не действиям,упивавшихся радужными грезами, не имевшими ничего общего с действительность».Он жил, довольствуясь своим внутренним миром, еще более прекрасным, на еговзгляд, чем Джорджия, и лишь нехотя возвращался к реальной действительности.Взирая на людей, он не испытывал к ним ни влечения, ни антипатии. Взирая нажизнь, он не омрачался и не ликовал. Он принимал существующий миропорядок исвое место в нем как нечто данное, раз и навсегда установленное, пожималплечами и возвращало» в другой, лучший мир — к своим книгам и музыке.

Скарлетт не понимала, как мог он, чья душа была для неепотемки, околдовать ее. Окружавший его ореол тайны возбуждал ее любопытство,как дверь, к которой нет ключа. Все, что было в нем загадочно, заставляло еелишь упорнее тянуться к нему, а его необычная сдержанная обходительность лишьукрепляла ее решимость полностью им завладеть. Она была молода, избалованна,она еще не знала поражений и ни секунды не сомневалась в том, что рано илипоздно Эшли попросит ее стать его женой. И вдруг как гром среди ясного неба —эта ужасная весть. Эшли сделал предложение Мелани! Да нет, не может быть!

Как же тай! Веди не далее как на прошлой неделе, когда они всумерках возвращались верхом с прогулки, он неожиданно произнес: «Мне нужносказать вам нечто очень важное, Скарлетт, но я просто не знаю, с чего начать».

У нее бешено заколотилось сердце от сладкого предчувствия,и, понимая, что желанный миг наконец настал, она скромно опустила глаза, но тутЭшли прибавил: «Впрочем, нет, не сейчас. Мы уже почти дома, у нас не будетвремени на разговор. Ах, какой же я трус, Скарлетт!» И, пришпорив коня, онследом за ней взлетел на холм, к усадьбе.

Сидя на поваленном дереве, Скарлетт вспомнила эти слова,переполнившие ее тогда такой радостью, и внезапно они обрели для нее совсеминой, ужасный смысл. А может быть, он просто хотел сообщить, что обручен сдругой?

Господи! Хоть бы папа вернулся! Она не в силах была большевыносить это состояние неизвестности. Снова и снова нетерпеливо вглядываласьона в даль, но все было напрасно.

Солнце уже закатилось, и багряный край небес поблек, ставтускло-розовым: лазурь над головой постепенно окрашивалась в нежные,зеленовато-голубые, как яйцо зорянки, тона, и таинственная сумеречная тишьприроды неслышно обступала Скарлетт со всех сторон. Призрачный полумракокутывал землю. Красные борозды пахоты и красная лента дороги, утратив свойзловеще-кровавый оттенок, превратились в обыкновенную бурую землю. На выгоне,по ту сторону дороги, лошади, коровы и мулы тихо стояли возле изгороди вожидании, когда их погонят к конюшням, коровникам и к ужину. Их пугал темныйсилуэт зарослей вдоль реки, и они прядали ушами в сторону Скарлетт, словнорадуясь соседству человека.