Унесенные ветром. Том 1 - Маргарет Митчелл

Эшли женится на Мелани Гамильтон!

Нет, это неправда! Близнецы что-то напутали. Или, каквсегда, разыгрывают ее. Не может, не может Эшли любить Мелани Да и кто полюбитэтого бесцветного мышонка! Скарлетт с инстинктивным презрением и сознаниемсвоего превосходства воскресила в памяти тоненькую детскую фигурку Мелани, еесерьезное личико, напоминающее своим овалом сердечко — такое простенькое, чтоего можно было даже назвать некрасивым. К тому же Эшли не виделся с неймесяцами. После тех танцев в прошлом году в Двенадцати Дубах он был в Атлантене более двух раз. Нет, Эшли не любит Мелани, потому что… — вот тут уж онаникак не может ошибаться — потому что он влюблен в нее, в Скарлетт! Он любит ее— это-то она знает твердо!

Скарлетт услышала, как под тяжелой поступью Мамушки в холлезадрожал пол, и, поспешно выбросив из-под себя ногу, постаралась придать лицунастолько возможно безмятежное выражение. Ни под каким видом нельзя допустить,чтобы Мамушка заподозрила что-то неладное. Мамушка считала всех О’Хара во ейнепререкаемой собственностью, принадлежащей ей со всеми потрохами, со всемимыслями, чувствами, и полагала, что у них не может быть от нее секретов, апотому малейшего намека на какую-либо тайну достаточно было, чтобы пустить еепо следу, неутомимую и беспощадную, словно гончая. Скарлетт по опыту знала:если только любопытство Мамушки не будет немедленно удовлетворено, она тут жепобежит к хозяйке, и тогда, хочешь не хочешь, придется во всем признаваться илипридумывать какую-нибудь более или менее правдоподобную историю.

Мамушка всплыла из холла. Эта пожилая негритянка необъятныхразмеров с маленькими, умными, как у слона, глазками и черной лоснящейся кожейчистокровной африканки была душой и телом предана семейству О’Хара и являласьглавным оплотом хозяйки дома, грозой всех слуг и нередко причиной слез треххозяйских дочек. Да, кожа у Мамушки была черная, но по части понятия о хорошихманерах и чувства собственного достоинства она ничуть не уступала белымгосподам. Она росла и воспитывалась в спальне Соланж Робийяр, матери ЭллинО’Хара, изящной и невозмутимой, высокомерной француженки, одинаково жесткокаравшей как детей своих, так и слуг за малейшее нарушение приличий. Будучиприставлена к Эллин, Мамушка, когда Эллин вышла замуж, прибыла вместе с ней изСаванны в Северную Джорджию. Кого люблю, того уму-разуму учу — было для Мамушкизаконом, а поскольку она и любила Скарлетт, и гордилась ею безмерно, то и учитьее, уму-разуму не уставала никогда.

— А где ж жентмуны — никак уехали? Как жо вы непригласили их отужинать, мисс Скарлетт? Я уже велела Порку поставить два лишнихприбора. Где ваши майеры, Мисс?

— Ах, мне так надоело слушать про войну, что и простобыла не в состоянии терпеть эту пытку еще и за ужином. А там, глядишь, и папаприсоединился бы к ним и ну Громить Линкольна.

— Вы ведете себя не лучше любой негритянки с плантация,мисс, и это после всех-то наших с вашей маменькой трудов! Да еще сидите тут наветру без шали! Сколько раз я вам толковала — попомните мое слово, схватителихорадку, ежели будете сидеть ввечеру с голыми плечами. Марш в дом, миссСкарлетт!

Скарлетт с деланным безразличием отвернулась от Мамушки,радуясь, что та, озабоченная отсутствием шали, не заметила ее расстроенноголица.

— Не хочу. Я посижу здесь, полюбуюсь на закат. Он таккрасив. Пожалуйста, Мамушка, принеси мне шаль, а я подожду здесь папу.

— Да вы, похоже, уже простыли — голос-то какойхриплый, — еще пуще забеспокоилась Мамушка.

— Вовсе нет, — досадливо промолвилаСкарлетт. — Принеси мне шаль.

Мамушка заковыляла обратно в холл, и до Скарлетт долетел еегустой голос — звавший одну из горничных, прислуживавших на верхнемэтаже, — Эй, Роза! Сбрось-ка мне сюда шаль мисс Скарлетт! — Затемпоследовал еще более громкий возглас: — Вот безмозглое созданье! Ну, чтоб хотьбыл от нее какой-то прок! Нет, видать, придется самой лезть наверх!

Скарлетт услышала, как застонали ступеньки лестницы, итихонько поднялась с кресла. Сейчас вернется Мамушка и снова приметсяотчитывать ее за нарушение правил гостеприимства, а Скарлетт чувствовала, чтоне в силах выслушивать весь этот вздор, когда сердце у нее рвется на, части.Она стояла в нерешительности, раздумывая, куда бы ей укрыться, пока не утихнетнемного боль в груди, и тут ее осенила неожиданная мысль, и впереди сразузабрезжил луч надежды. Отец уехал после обеда в Двенадцать Дубов с намерениемоткупить у них Дилси — жену Порка, его лакея. Дилси была повивальной бабкой вДвенадцати Дубах и старшей над прислугой, и Порк денно и нощно изводил хозяинапросьбами откупить Дилси, чтобы они могли жить вместе на одной плантации.Сегодня Джералд, сдавшись на его мольбы, отправился предлагать выкуп за Дилси.

«Ну конечно же, — думала Скарлетт, — если этоужасное известие — правда, то папа уж непременно должен знать. Ему, разумеется,могут ничего и не сказать, но он сам заметит, если там, у Уилксов, происходитчто-то необычное и все чем-то взволнованы. Мне бы только увидеться с ним сглазу на глаз до ужина, и я все разузнаю — быть может, просто этипаршивцы-близнецы снова меня разыгрывают».

Джералд с минуты на минуту должен был возвратиться домой.Значит, чтобы увидеть отца без свидетелей, надо перехватить его, когда он будетсворачивать с дороги на подъездную аллею. Скарлетт неслышно спустилась поступенькам крыльца, оглядываясь через плечо — не следит ли за ней Мамушка изверхних окон. Не обнаружив за колеблемыми ветром занавесками широкого черноголица в белоснежном чепце и укоряющих глаз, Скарлетт решительным жестомподобрала подол своей цветастой зеленой юбки, и ее маленькие ножки в туфлях безкаблуков, перехваченные крест-накрест лентами, быстро замелькали по тропинке,ведущей к подъездной аллее.

Темноголовые кедры, сплетаясь ветвями, превратили длинную,посыпанную гравием аллею в Некое подобие сумрачного туннеля. Укрывшись от глазпод надежной защитой их узловатых рук, Скарлетт умерила шаг. Она с трудомпереводила дыхание из-за туго затянутого корсета: бежать она не могла, но шлавсе же очень быстрое Вскоре она достигла конца подъездной аллеи и вышла надорогу, но продолжала идти вперед, пока за поворотом высокие Деревья не скрылииз виду усадебного дома.

Раскрасневшаяся, запыхавшаяся, она присела на поваленноедерево и стала ждать отца. Он запаздывал, но Она была этому даже рада. Естьвремя успокоиться, отдышаться и встретит его с безмятежным видом, не возбуждаяподозрений. Еще минута, и до них долетит стук подков и она увидит: вот онбешеным, как всегда, галопом гонит коня вверх по крутому откосу. Но минутыбежали одна за другой, а Джералд не появлялся. В ожидании его она смотрела внизс холма, и сердцем у нее снова заныло.

«Нет, неправда это! — убеждала себя дна. — Нопочему он не едет?» Она смотрела на вьющуюся по склону холма дорогу,багрово-красную после утреннего дождя, и мысленно прослеживала ее всю, вплоть доилистой поймы ленивой реки Флинт, и дальше вверх по холму до Двенадцати Дубов —усадьбы Эшли. Теперь в ее глазах эта дорога имела только одно значение — онавела к Эшли, к красивому дому с белыми колоннами, венчавшему холм наподобиегреческого храма.