Танцующие медведи. Опыт обретения свободы - Витольд Шабловский

Но разве такой глупый цыган поймет, даже если я все это ему выскажу?

Они много лет слышали, что медведей придется отдать, и привыкли к этим разговорам. Думали, все снова одной болтовней и ограничится. Не понимали, что мы их уже не отпустим. Что подготовим заповедник. Что нас поддерживают важные люди – политики, актеры, журналисты. И что они, сев с нами за стол с угощением, ракией и подарками, заведомо проиграли, потому что все на нашей стороне, а они всего лишь глупые цыгане, цепляющиеся за какие-то традиции из мира, которого уже нет.

5

Еще один важный момент. Мы очень хотели, чтобы цыгане поняли: деньги, которые они получат, это не деньги за медведя. Они часто продавали медведей друг другу и поначалу восприняли нас как новых клиентов на рынке.

Один говорит: “Моему медведю всего пять лет. Ты должен заплатить мне больше, чем моему соседу, потому что его медведю уже за тридцать и он скоро сдохнет”. Они шли на разные хитрости: если старому медведю плеснуть алкоголя, он будет вести себя как молодой. Поэтому перед встречей с нами цыгане давали медведю бутылку ракии и пытались нас убедить, что животное молодое и заплатить за него нужно больше. Еще красили им мех оттеночным шампунем.

Но мы с самого начала подчеркивали (и это прописано в каждом договоре): мы платим не за медведя.

Ты получаешь деньги, потому что ты бедный, а мы хотим тебя поддержать. Ты оказался в сложной ситуации. Тебя сократили. Тебе не на что будет жить и придется научиться чему-то новому. Может, плести корзины, может, строить дома, может, икебаной заняться. А может, ты откроешь продуктовый магазин или пункт приема металлолома – это твое дело.

Мы входим в твое положение и хотим помочь тебе определенной суммой денег.

Мы не обязаны этого делать, потому что в Болгарии запрещено обучать медведей танцам, и мы могли нагрянуть с полицией и забрать всех зверей. Но уже на следующий день у нас возникли бы проблемы с организацией, защищающей права цыган. Неплохой вышел бы цирк: организация по защите прав животных судится с организацией по защите прав цыган. Уж лучше им заплатить.

Они пытались торговаться до самого конца. И неудивительно. Ведь это цыгане, такова уж их натура. Но в итоге они понимали: мы не прогнемся, нам действительно важен сам медведь, а не его возраст или цвет шерсти. Они замечали, что мы немножко из другого мира. Из мира, который не относится к медведям как к товару, из мира, который уважает любое создание и хочет, чтобы любое создание было свободным и счастливым.

И тогда они сдавались.

Приходилось встретиться еще пару раз за ужином и ракией. Еще немного поторговаться. Еще раз объяснить, что либо он отдаст медведя за деньги, либо через месяц приедет полиция, и он не получит ни стотинки. И все-таки дело потихоньку близилось к развязке.

6

После последнего ужина мы договаривались встретиться у нотариуса, чтобы подписать договор. Но если ты думаешь, что на этом хитрости и интриги заканчивались, то ты ошибаешься.

У первого цыгана, c которым мы имели дело, было два медведя. С этого жили все четыре поколения его семьи: это те самые, которые поначалу хотели миллион марок.

Сошлись на приличной цене – двадцать с чем-то тысяч левов. Мы были очень довольны: это был известный медведчик, и мы думали, если договоримся с ним, то и с остальными будет проще. Я ему много раз повторял: не говори другим, сколько мы тебе даем. Только ты получишь столько денег, потому что ты важный человек и ты нам нужен. А цыган кивал, пил с нами, и казалось, все под контролем. Отдал медведей, даже улыбался.

Мы отвезли животных в наш парк, занялись ими, начинаем переговоры с другими цыганами, и вдруг… полная блокада. Никто не хочет с нами разговаривать. А если кто и разговаривает, то требует порядка миллиона марок.

Мы были уверены, что про миллион они услышали от того цыгана. Что это он им наплел таких глупостей. Мы были в бешенстве, врать не буду, но такого сценария ожидали.

Прошло несколько месяцев, и вдруг кто-то звонит нам в Белицу и сообщает, что тот тип снова на море, неподалеку от Варны – внимание! – с медведями. И это те же медведи, что и год назад.

Мы сразу же туда отправились. Он принял нас очень радушно и делал вид, что не понимает, в чем проблема.

– Ведь ты отдал нам медведей. Ты получил за них деньги, – говорю я ему.

– Ну да… Вы хотели двух медведей. И получили двух медведей. Так в чем дело? – косил он под дурачка.

Выяснилось, что мужик купил медведей у менее расторопных кузенов с гор. Он повторил им в точности те же слова, какие слышал от меня: либо он им сейчас даст по полторы тысячи левов, либо приедет полиция и медведей заберет. И вот тех-то медведей он нам и отдал за тридцать пять тысяч, а своих на время спрятал у соседа.

Меня чуть удар не хватил. Я хотел вызвать полицию и силой отнять у него медведей. Но коллеги сказали, что тогда цыгане вообще перестанут с нами общаться. Кроме того, не было уверенности, что полицейские захотят помочь, ведь они годами брали от медведчиков взятки. Мы плюнули. Тот цыган еще пять лет ходил со своими медведями, пока его наконец не уговорили их отдать. А мы кое-чему научились. С тех пор каждый цыган подписывал заявление, что больше никогда не станет дрессировать медведей. Если нарушит договор – мы конфискуем медведя, а он возвращает нам деньги.

Был еще такой случай. В условленный день приезжаем мы к дому с полицией, ветеринаром и журналистами, а цыгана и его медведя нет. Вместо него нас там поджидают человек сорок: женщины, дети, родственники, какие-то старики. Спрашиваю жену – она ничего не знает; начинает плакать и кричать. Спрашиваем родственников – тоже не знают. Звоним мужику на мобильный – недоступен.

Я ужасно рассердился, потому что переговоры были очень трудные, к тому же вся команда ехала за медведем практически до Русе, а это от Белицы шесть часов пути.

Оставаться всем не было смысла. Мы отправили людей назад и принялись с другом искать цыгана по окрестным селам.

Первые два дня – без толку.

На третий день кто-то сказал мне, что он спрятался у родственников за два села от того места.

Еду туда – не открывают.

Говорю: “Передайте Станко, что я один. Нам надо поговорить. Полиция его вот-вот найдет”.

Через пятнадцать минут он выходит. “Ты видел, что творилось у меня дома? – спрашивает. – Когда люди прознали, что я отдаю медведя, то приехали даже те родственники, кого я в жизни не видел. Захватили палатки и разбили лагерь прямо под моим домом. Я не могу заявиться туда с деньгами, потому что они у меня все отнимут!”

Я начинаю лихорадочно соображать. Скорая уже вернулась в Белицу. Пока она приедет, пока мы все организуем, пройдет день. За это время он четыре раза передумает, спрячется еще дальше, да все что угодно.

Никогда не знаешь, что у такого цыгана в голове. Они и правда не представляли себе жизни без медведей. На всех тренингах, на которых я был, наши коллеги из Австрии не уставали повторять: если не знаешь, что делать, помни, самое важное – медведь.