Книга покойника - Янина Забелина

…Еще ниже – небольшая гравюра. На ней изображены три колдуна, лохматых и бородатых, простирающих руки в сторону битвы. Напоминают трех разгневанных джентльменов в ночных рубашках. Похоже, собираются драться.

– Там много иллюстраций, – заметила Лидия.

– Да, именно об этом говорится в тексте на следующей странице:

…Прекрасное издание, что и говорить. Ясный и четкий шрифт. Однако слишком мелкий и убористый. Читать Шекспира в таком издании – тяжело, Лидия, разве что при самом ярком дневном свете. Переворачивая страницу, находим:

…Затем идет ранее процитированное предисловие доктора Джонсона к изданию 1773 года. Далее…

…Так. Затем идут «Замечания о “Буре”», и наконец, сама «Буря». Странно…

– Странно? – с удивлением повторила Лидия.

– Странная подборка. Том открывает последнее произведение Шекспира. Вторым идут «Два веронца» – из ранних пьес, затем – «Виндзорские проказницы» – веселая комедия. Потом «Мера за меру» – мрачная драма, «Комедия ошибок» – милая и смешная история и, наконец, «Венецианский купец» – там всего понемногу, даже частичка трагедии. Не знаю, о чем думали составители, когда готовили этот сборник! Хотя, возможно, они просто переиздали более раннее собрание сочинений? Нам, Лидия, нужно выяснить, почему в поездку на озеро Тун господин Говард Мартинели взял с собой именно этот томик.

– А почему бы и нет? – растерянно спросила Лидия.

– Ну, вряд ли ему захотелось бы читать «Двух веронцев», «Комедию ошибок» или «Виндзорских проказниц» на необитаемом острове – если только он не в восторге от Фальстафа. Обычно в путешествие берут томик великих трагедий или сверкающих остроумием историй. Итак, у нас остаются «Мера за меру», «Купец» и «Буря». – Зеленоватые глаза Графа задумчиво смотрели на Лидию. – Вы давно перечитывали «Бурю»?

– Не уверена, что читала ее вообще.

– Это пьеса для чтения на необитаемом острове! В самый раз для больного! Спокойная, смиренно-настроенная, философская, с отгоревшими страстями. В определенных обстоятельствах – в случае болезни, тяжких переживаний, глубокой печали – правильный выбор.

Граф открыл томик и бросил небрежный взгляд на страницу.

– «…после чего под странный, глухой шум они исчезают», – прочел он вслух. – Какая пьеса! Интересно, а как они шумят? Что вы думаете по этому поводу, Лидия?

– Кто исчезает? – спросила Лидия.

– Нимфы и жнецы.

– Жнецы?

– Всего лишь видения. Часть представления, которое устроил Просперо. Вскоре, однако, он их прогоняет: «Изчезните. – Довольно». Позже он призывает только «музыку небес». А господину Говарду Мартинели нравилась «Буря»?

– Именно в «Буре» он пометил некоторые отрывки и стер пометки на полях.

– Ага! Что я говорил? Он взял эту книгу с собой как раз из-за «Бури». Иными словами, господин Говард Мартинели чувствовал себя постаревшим и больным.

– Он ничего не говорил об этой пьесе, – произнесла пораженная Лидия.

– Естественно, нет. Он и о болезни своей вам не говорил.

Госпожа Шафер помолчала, видимо, размышляя над словами Графа, а затем сухо сообщила:

– Помеченные отрывки находятся в начале пьесы.

– И вот первый из них. «Акт I. Сцена I». Боже мой!

У Лидии был торжествующий вид. Медленно и громко Граф прочитал вслух помеченный отрывок:

– Ну и ну! – воскликнул Граф. – Кто-то очень не нравился вашему другу, господину Мартинели… Это очевидно. И вы полагаете, речь идет о его слуге?

– Возможно, мы узнали бы это наверняка, прочитав пометки на полях.

Граф поднял книгу, чтобы получше рассмотреть слабые отпечатки карандашной записи напротив отмеченных в тексте слов.

– Не видно, ничего не видно. Стирали долго и очень усердно, пользовались прекрасной резинкой, но призрачный след все же остался. Давайте посмотрим второй отрывок… Вот он. «Акт II, Сцена II». Точнее, три фразы:

…Ну и что же это нам дает? Если первая ремарка относится к Шмиду, то две другие явно нет. Может, это горькая попытка взглянуть на себя со стороны? Господин Мартинели говорит о себе?

– А по-моему, это означает, что он во власти Шмида.

– Да, Лидия, вам не дознаватель нужен, а карающий меч! Только не обижайтесь. А вот и вторая пометка на полях, вернее, ее следы, по всей странице. Написано без нажима, жестким карандашом. Удалено тщательно. Вряд ли я сумею восстановить эти записи.

– Но вы попытаетесь?

– Видите ли, Лидия, ваш знакомый писал это для себя, а вовсе не для того, чтобы кто-то читал его соображения. – Граф улыбнулся – казалось, его что-то позабавило. – По-видимому, заметки он стер перед тем, как дать книгу вам. Не хотел, чтобы вы их прочли. Стоит ли вытаскивать на свет божий чужие откровения просто из интеллектуального любопытства?

– Я не любопытна. Я только хочу удостовериться, что с ним все в порядке.

– А я любопытен, и даже очень. Но, по-моему, нам следует сначала покопаться в больничных архивах, а потом я возьмусь за эту работу. Признаться, она не слишком мне по душе… Да ладно. Интересно другое – поблагодарит ли вас господин Мартинели за эти хлопоты?

– Он ничего не узнает. Я не скажу ему.

– Думаете, так лучше? Но когда он поправится, и ваша дружба возобновится, вы могли бы вместе посмеяться над всей этой историей, включая ваше самовольное проникновение в старый дом, что в Шпице.