Книга покойника - Янина Забелина

– Вряд ли его это порадует… Господин Граф, как восстанавливают стертые записи?

– И читают отпечатки? Ну, есть несколько способов. Холодные пары йода, например. Они конденсируются на странице и проявляют все что угодно. Но трудность в том, что страницу нужно сразу сфотографировать, поскольку йод испаряется, и восстановленные надписи бледнеют. Одному человеку это проделать сложно. А нам с вами соглядатаи не нужны. Если бы не конфиденциальность, я послал бы книгу своему другу в полицейскую лабораторию…

Госпожа Шафер побледнела и заерзала в кресле – похоже, мысль о полиции всерьез напугала ее.

– Иногда пользуются так называемым методом наложения, – продолжал Граф. – Он много сложнее: нужны покрытые коллоидом пластинки, а что с ними делают – я уже не помню. Лучше не вникать! Есть еще диапозитивный метод, поляризованный свет, получаемый от двух скрещенных лучей. Вам не очень интересно слушать о скрещенных лучах?

Лидия потрясла головой.

– Затем есть такая уловка: вы фотографируете обратную сторону страницы на просвет, и за счет светотени следы письма становятся более заметными. Кстати, если вы не измените свое решение во что бы то ни стало изучить стертые заметки, я, с божьей помощью, попытаюсь применить этот метод.

Лидия выглядела теперь ужасно расстроенной. И сконфуженной.

– Ужасно. Мне следовало прикинуть, во что это выльется. Господин Граф… если господин Мартинели попал в беду, а мы его вызволим, возможно, он будет рад заплатить вам.

– Если мы «вызволим его из беды» – как вы выражаетесь, – он вряд ли рассыплется в благодарностях, и подчеркнутые строфы в томике Шекспира красноречиво об этом свидетельствуют. Не беспокойтесь о плате. У меня есть аппаратура. Должен же я попрактиковаться с ней, если это без труда проделывал Стефан. Но главное, в сущности, не это – мне просто интересно… – Улыбнувшись, Граф вновь открыл Шекспира и просмотрел несколько страниц. – Действительно проблема. Вы оставите мне книгу господина Мартинели на некоторое время?

– Конечно, пусть она будет у вас, раз вы собираетесь работать над стертыми записями.

Граф встал, подошел к одному из металлических шкафчиков для картотеки и запер в нем томик Шекспира.

– Достаточно надежно и под рукой.

Посетительница кивнула. Граф неторопливо вернулся к своему креслу, но садиться не стал.

– Госпожа Шафер, а не поехать ли нам в больницу Святого Дамиана? – спросил он.

Лидия вскочила со стула, словно подброшенная пружиной.

– Прямо сейчас?

– А почему бы и нет? Еще только четверть восьмого. А больницы открыты для посетителей, по крайней мере, до девяти часов вечера…

Улица встретила их удушливым жаром.

– Тяжелый вечер.

Покинув дом, Граф и госпожа Лидия Шафер повернули на запад, к реке и трамвайной остановке. Желтое с лиловато-фиолетовыми прожилками небо над головой выглядело нездоровым. Ни единой живой души поблизости. Только сторож сидел без пиджака на ступеньках своего дома. Граф приветливо кивнул ему.

– Ни души, – констатировала Лидия.

– Словно чума прошла… Двор переехал в Кройдон. Кто-нибудь напишет прекрасное стихотворение о том, как с неба яркий свет пролился и лихорадку принес.

Шум над головой заставил их поднять глаза – там, в вышине, куда-то медленно, неторопливо смещаясь к северу, летел едва различимый аэроплан.

– Это всего лишь продукт нашего воспаленного воображения, – произнес Граф. – И он тоже исчезнет. На самом деле его там и не было.

– Мне нравятся эти новые кафе: в них много света и продаются полезные мелочи. – Госпожа Шафер показала на чисто вымытую витрину.

– Вот они действительно реальны. После больницы мы зайдем в то, что окажется поблизости. Вы выпьете кофе. Я всегда угощаю нового клиента. Поспешим, Лидия. Трамвай остановился перед светофором!

Дверь трамвая открылась, водитель, словно вырезанный из дерева идол, неподвижно возвышался за рулем. Несколько похожих на манекены угрюмых пассажиров молчаливо переносили тяготы поездки. Граф протянул мрачному кондуктору деньги за проезд и проследовал за Лидией к выбранным ею местам возле входной двери. Тонкий крестик красного сигнала светофора сменился на зеленый, и автобус двинулся вверх по улице.

Лидия повернулась к Графу:

– Господин Граф…

– Да?

– Вы сказали, что знаете, почему мне ничего не сказали в больнице.

– Знаю? Скорее у меня есть несколько версий.

– А мне вы рассказать можете?

– Вряд ли вам понравится то, что бросается в глаза в первую очередь.

– Почему?

Он ответил вопросом на вопрос:

– Вы когда-нибудь сталкивались с наркоманами?

– С кем? – воскликнула Лидия с таким негодованием, что стало очевидно – ответ не нужен. – Вы имеете в виду тех, кто принимает морфий?

– Или кокаин, или другой наркотик.

– Вы полагаете, господин Мартинели наркоман?

– Для этого есть основания.

– Нет, он не такой.

– Вы уверены?

– Конечно. Я читала и слышала о них, а господин Мартинели не психовал и не дергался – напротив, был спокойным и естественным.

– Возможно, в то воскресенье, когда он не разрешил вам прийти, эти качества оставили его.

Лидия красноречиво промолчала. Тогда Граф вкрадчиво произнес:

– Это не должно пугать вас. Вы обратились ко мне, и теперь моя задача – оценить все версии, пока я не обнаружу ту, опровергнуть которую невозможно. А версия о наркомании, видите ли, проливает свет на некоторые вопросы.

– Вы так считаете?

– Давайте рассмотрим хотя бы ситуацию в Шпице. Допустим, Шмид поставлял наркотики для Мартинели откуда-то издалека. Возможно, нервозность Мартинели при виде машины Шмида объясняется весьма прозаически: он боялся, что тому не удалось раздобыть снадобье, или беспоколся о качестве товара. Вероятно, в предыдущий раз так и случилось. Ни для кого не секрет – трудности военного времени обогащают дельцов черного рынка, они наживаются на всем и всех, в том числе и на этих несчастных, сплавляя им сильно разбавленные, совершенно неэффективные препараты.

Зависимость наркомана от поставщика – абсолютная. Но и тот полностью зависит от потребителя его товара. Поэтому так опасны лишние свидетели. Вот Мартинели и не хотел, чтобы Шмид видел вас: он мог бы решить, что его подопечный невольно выдаст свой порок или доверится вам – поведение наркомана непредсказуемо. Разоблачение же обернулось бы для Шмида серьезными последствиями, ведь торговля наркотиками – уголовное преступление.

Изнурительный жар заставлял Графа понизить голос и почти не двигаться. И, тем не менее, он продолжал: