Флатус - Клим Вавилонович Сувалов

чтобы высвободиться из крепкой хватки незнакомца. Когда терпеть было невозможно, Чудновский дернул голову в сторону лица громилы и попытался зубами вцепиться в длинный нос противника. Послышался глухой удар. Когда я обернулся, то увидел, что Чудновский лежал на полу, держась руками за нос, а громилы уже не было в помещении. Оконные ставни горько скрипели.

Забыв про оружие, я подбежал к окну и успел лишь проводить взглядом убегающую в густой лес огромную фигуру неизвестного.

— Вот же гад! — крикнул я и повернулся к Чудновскому. — Почему вы его раньше не схватили? Обязательно было меня звать?

— Ты видел какой он здоровый?! — невнятно прогнусавил Алексей Николаевич, поднявшись с пола. Он, качаясь, подошел к печи, открыл дверцу и достал лист бумаги. Оторвав пару небольших кусочков, полицмейстер медленно скрутил их в два шарика и щурившись от боли засунул в обе ноздри. Я не успел его остановить и напомнить, что то могли быть важные улики.

— Да помог бы я Вам сразу! — кричал я, пытаясь вытащить из-под стола свой револьвер.

— Толку-то? Все равно упустили…

— Вот же… — я посмотрел на Чудновского. — Мы упустили, возможно, самую главную зацепку… Из-за Вас!

— Да я ж знаю убийцу, — прогнусавил полицмейстер.

— Телорез?

Чудновский кивнул.

— Как же Вы мне надоели, Алексей Николаевич! — у меня была возможность укротить свой гнев, но накопившаяся эмоциональное истощение от Чудновского и жгучая боль в руке лишь усилили злобу, сопротивляться которой я не желал. — Ничто не указывает на этого Вашего Телореза! Ничто! Он появился один раз, на крыше, в темноте, и я ох как сомневаюсь, что Вы были способны его разглядеть! Тот громила и был преступником! Он пытался замести за собой все улики, а Вы… Вы его упустили!!!

— Я видел Телореза на крыше! Я узнаю его силуэт из множества силуэтов в этом городе! В этой стране! В этом мире! И… и… и я приказываю тебе замолчать и уважительнее относиться к своему начальству!

— Вы глупец! — вдруг вырвалось из моего рта оскорбление, заставившее меня тут же стушеваться.

— Но зато я не ношу дурацкую бородку! — задрав подбородок, издевательски ответил Чудновский.

Я смятенно провел двумя пальцами по своей редкой бородке. Росла она тяжело и долго, с частыми проплешинами, лишь на кончике подбородка, но, несмотря на это, бородка мне была дорога, и я верил, что из нее может вырастить нечто большее, чем подростковый пучок недавнего студента.

Я кинул на Чудновского презрительный взгляд и принялся осматривать кухню.

Алексей Николаевич пару минут стоял, рассматривая меня, как вдруг произнес:

— Мне в туалет нужно.

Не утруждая себя обернуться к полицмейстеру, я услышал, как за моей спиной скрипнули оконные ставни. Судя по всему, Чудновский не утруждал себя поиском нужника, решив справить нужду под окном. Я старался не обращать на выходки полицмейстера внимания и принялся рыться в обгорелых останках писем. Время шло, а Чудновский до сих пор не вернулся. Когда двадцатая минута после его отхода была на исходе, я решил подойти к окну. Развернувшаяся под окном картина могла удивить случайного человека, не знающего, что из себя представляет Алексей Николаевич, но я, досыта наевшийся глупостями Чудновского, не нашел ничего странного в действиях моего начальника. Стоя на четвереньках, он уткнулся носом в землю и внимательно разглядывал след от ботинок бежавшего громилы. Четверть минуты я неподвижно стоял у окна, наблюдая, как полицмейстер переползает от одного следа к другому, пытаясь докопаться до истины, которой, по моему разумению, там не было. Почувствовав, что моя покалеченная кисть распухла, а боль не намеревалась уходить, я обратился к Чудновскому:

— Нам пора идти. Громила сжег все улики, и мы попросту теряем здесь время. Лучше вернуться в участок и поговорить с Проглотовой, может быть, она наведет нас на правильный след.

Глава 4

В участок мы приехали, не проронив по пути ни слова. Чудновский был на меня обижен. Он выражал свое недовольство, всю дорогу с напускным интересом разглядывая городские улицы. С детской наигранностью полицмейстер проводил взглядом памятник военачальнику Антонио Репнику. Репник кланялся городским прохожим, манерно раскинул руки в стороны и с ехидным прищуром глядел куда-то вдаль. Несмотря на то, что памятник был искусно выточен из гранита, его расположение между торговой лавкой, где продавали табак низкого качества, и питейным заведением сомнительной репутации вызывали у меня негативные эмоции. Несмотря на лживые слухи — которые с удовольствием плодили коммунисты, — про некомпетентность Репника, в частности про то, что немцы буквально купили у него вынужденный мир за “сигары и синьку”, я не отрицал вклад военачальника в победное сражение при Вирархенене в период войны с немцами в 1860-х годах. А расположение памятника словно подтверждало лукавые байки, тем самым насмехаясь над Репником. Было ли то сделано намеренно или же случайно — во что я никак не хотел верить, — но тем самым власти Люберска закрепили дурной слух и не попытались предпринять попыток перенести памятник в другое место.

По прибытии в участок молча покинул повозку, не дожидаясь меня. В свою очередь я не имел никакого желания общаться с Чудновским, но и не стремился усугубить возникший конфликт, молча следуя за полицмейстером.

Алексей Николаевич тяжело пересекал огромный зал участка, погруженный в свои думы. Чуть было он не столкнулся с женщиной, неспешно подметающей пол помещения. Когда она возникла перед ним, Чудновский рассеянно произнес:

— Езжайте на Калининскую улицу, 28. На окраине увидите старую хижину. Возьмите с собой пару человек и оцепите дом для следственных мероприятий! — полицмейстер намеренно понизил тембр своего голоса, что звучало неестественно и больше роднило его с актером-любителем из провинциального театра, нежели с грозным представителем правосудия. — К завтрашнему утру предоставьте мне ответ!

Уборщица растерянно проводила Чудновского взглядом и взглянула на меня в надежде получить объяснение случившемуся.

— Не беспокойтесь и занимайтесь своим делом. Алексей Николаевич сегодня не в духе, — успокоил я женщину, неловко положив свою руку ей на плечо. Повернув голову в сторону городничего Самойлова, стоявшего неподалеку, я крикнул: — Вячеслав Петрович, Чудновский попросил Вас заняться домом на Калининской улице, 28. Проведите следственные мероприятия, положенные по должностной инструкции.

Самойлов устало кивнул головой, а я быстрым шагом направился в одиночную тюремную камеру, находившуюся в подвале участка.

Спустившись по длинной витиеватой лестнице, я оказался в полутемном помещении со спертым воздухом. В углу холодного подвала стояла небольшая клетка, в которой сидела поникшая Проглотова. Вокруг клетки стоял неприятный запах, который испускает человеческое тело, забывшее о гигиене.

Чудновский со сложенными на груди руками молча смотрел на женщину, явно ожидая, что она первая