Флатус - Клим Вавилонович Сувалов

начнет диалог. Глаза Проглотовой зловеще поблескивали в темноте. Подойдя ближе, я заметил, что она сидит на полу, обхватив трясущиеся ноги своими высохшими руками, на которых я разглядел увечья, нанесенные, по видимости, самой же Проглотовой. С нашей прошлой встречи внешний облик Зинаиды изменился не в лучшую сторону: глаза сильно впали, волосы на голове поредели, и можно было заметить, что местами они вырваны с корнем. Видимо, физическое состояние женщины говорило и о ее психическом состоянии.

Проглотова медленно встала на ноги и без единого звука прыгнула на решетку, обнажив свои редкие зубы.

Чудновский отпрянул назад, схватившись рукой за висевшую на поясе кобуру.

— Несмотря на то, что я весьма привлекательный мужчина, — успокоившись, обратился он к женщине, — это не дает вам право вести себя, как дикарка, и прыгать на решетку!

Я старался пропускать мимо ушей все сказанное Чудновским, и, вытащив из кармана тот самый зловонный конверт, найденный в доме Проглотовой, я аккуратно подошел к женщине. Учуявшая запах конверта женщина медленно слезла с решетки и, умоляюще взглянув, как кошка, желающая, чтобы ее покормили, подошла ко мне.

— Что за дата указана в этом письме, Зинаида? — мягко спросил я.

Проглотова ласково улыбнулась. Желтым ногтем она кокетливо провела по ржавой решетке, аккуратно протягивая руку в мою сторону. Я чуть было не попался на ее уловку, готовый услышать ответ на поставленный вопрос. Но стоило мне на мгновение расслабиться, женщина свирепо прильнула головой к клетке и попыталась вырвать из моих рук конверт, который едва коснулся ее пальцев.

— Дай сюда! — завопила Проглотова.

— Ух ты, — удивился Чудновский и вопросительно посмотрел на меня. — Наркоманка? Запах нужника нравится?

Я молча достал из конверта письмо и, откинув измятый лист в сторону, аккуратно потряс конвертом рядом с носом Проглотовой, что вновь вызвало у нее приступ вожделенного гнева.

— Письмо ей неинтересно, — не глядя на полицмейстера произнес я. — Дело действительно в запахе. Зинаида, у меня к Вам деловое предложение.

Женщина подняла на меня свой стеклянно-мутный взор.

— Давайте так: если Вы расскажите, что это за письмо, от кого Вы его получили и зачем, то этот конверт будет Ваш.

— А если я не захочу вам помогать? — ехидно улыбнулась Проглотова.

— Тогда конверт будет уничтожен, а Вы просидите здесь до тех пор, пока мы не раскроем дело. Благо, возможность держать Вас здесь у нас имеется, — произнес Чудновский.

Зинаида некоторое время беспокойным взглядом осматривала камеру, пока не остановила взор на конверте.

— Согласна, — сдавленно ответила она.

Надорвав уголок конверта, я кинул маленький кусочек в клетку. Проглотова истерично проползла на коленях по грязному полу, дрожащими пальцами подняла брошенный кусок и, поднеся его к носу, вожделенно втянула в себя противный запах.

— Хорошее начало, — сказал я. — Зинаида, скажите, что написано в письме?

— Время и условное место, — голос женщины звучал умиротворенно.

— Для чего? Что Вы делаете в этом условном месте?

— Нюхаем.

— Что нюхаете? — вмешался в диалог Чудновский.

— Запах.

— Какой запах? — не унимался полицмейстер.

— Ясно какой! — раздраженно ответил я Чудновскому. — Коричневый шарф — для чего он? Это тоже нечто условленное?

Проглотова кивнула.

— Мы являемся в назначенное место, находим по этому шарфу нужного человека. Не привлекая внимания, вплотную к нему подходим, и он… кхм, — женщина замялась, явно готовясь произнести нечто возмутительное, не принятое не только в высшем обществе, но и среди бедняков. — Пускает газы… Господи, как мне стыдно об этом говорить!

Зинаида закрыла лицо руками. В этот момент мне стало жаль эту павшую, бедную женщину. Оторвав еще один кусочек от конверта, я протянул его Проглотовой.

— Мы вкладываем деньги в карман его пальто, — затянувшись, продолжила она. — А сами… получаем полуминутное удовольствие.

— Как это так? — удивился Чудновский. — Газ же разлетается по воздуху. Как ваш “условщик” концентрирует вонь в одном месте?

— Мы засовываем голову в его пальто, а он нас…

— Она говорит ересь, — Чудновский всплеснул руками. — В том же трамвае есть люди, и никому это не кажется странным?

— В переполненном транспорте никто не обращает на тебя внимание, да и делает он это очень искусно, — ответила Зинаида, ехидно сверкнув оставшимися зубами.

— Так для чего вы встречаетесь с незнакомцами, если можете собраться дома, в кругу, так сказать, единомышленников, и нанюхаться этой гадостью? У людей в шарфах какой-то особенный запах? — спросил я.

— Именно, — ответила женщина. — Но, знаете, я позабыла, чем уникален их запах. Давно я здесь сижу, в темноте и вони. Совсем память ослабла.

Она хитро посмотрела в мои глаза и перевела взор на конверт. Очевидный намек не прошел мимо меня.

— Не могу точно сказать, в чем их секрет, — продолжила Проглотова, после того, как вдохнула запах очередного протянутого мной конвертного кусочка, — Но я слышала, что их желудки обкалывают какой-то бурдой со сложными учеными названиями. И вот эта приблуда чего-то там меняет внутри тела, и получается то, что мы нюхаем. И, знаете, это берет лучше всякого опиума… да и дешевле всего, что имеется на рынке.

— Они превращают город в притон, — бормотал Чудновский. — Если он дешевый, значит, по карману беднякам. Если губернатор узнает об этом…

— Сейчас не об этом, — оборвал я полицмейстера и вновь обратился к Проглотовой: — Кто разносит эти письма? Вы знаете, что это за люди?

— Понятия не имею. Был случай, когда столкнулась с одним, когда он засовывал конверт в мой ящик. Калека попался: без одного глаза, с тремя пальцами на левой руке. Меня увидел и смылся. Спросила потом у своих, они тоже пару раз видели посыльных. И у всех чего-то не хватало: то руки, то носа, а к кому-то вообще… без ног прикатывали!

— А глухие могут быть в числе посыльных? — Чудновский ближе подошел к клетке.

— Думаю, да, — после короткой паузы ответила Зинаида.

— Глухие? — спросил я, не совсем понимая, для чего Алексей Николаевич выделил определенный вид увечья.

— Да, — резко ответил он. — Тот громила был глухим.

— Как же вы это поняли? — спросил я, не скрывая язвительный тон.

— Чему вас только в этих полицейских школах учат? — Чудновский погладил свои усы. — Он не слышал, как я вошел в комнату, не обращал внимания на наши приказы, и самое главное — громила никак не отреагировал на прозвучавший рядом с его ухом выстрел.

Я был удивлен. Все то время, которое мы с Чудновским проводили вместе, он, казалось, всеми способами убеждал меня в своей некомпетентности, недальновидности и беспросветной глупости. Было ли такое отношение к полицмейстеру справедливым? Тогда я считал, что да. Однако сейчас, спустя много лет после того дела, когда связь с Чудновским уже потеряна