Запасной инстинкт - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никому, черт бы его побрал!..
Все было бы в сто раз проще, будь у него жена и некотороеколичество подрастающих наследников.
У него не было жены и вообще никого не было, ибо всерьез онзанимался только работой. Никто и ничто не интересовало его так, как егодрагоценная работа. Девиц, со всех сторон бросавшихся на него, он время отвремени приближал к себе, очень ненадолго, – пользовался ими легко и судовольствием, потом снисходительно и ласково целовал прощальным поцелуем,нежно трепал по затылку, отпускал и больше не вспоминал о них никогда. У негохватало порядочности и чувства юмора никому и ничего не обещать, потому и взятьс него было нечего, хотя некоторые пытались, и Полина искренне их жалела.
Переболеть Троепольским и не нажить осложнений было трудно.Заразившиеся им непосредственно в стенах конторы страдали у Полины на глазах, иона утешала их, подставляла плечо, выслушивала откровения, давала советы,печалилась, заваривала кофе, самый что ни на есть настоящий, не растворимый,боже упаси!.. Никому, кроме Феди Грекова и Варвары Лаптевой, которые все провсех знали, и в голову не приходило, что у Полины Светловой тот же самыйдиагноз.
Да, но она вылечилась. Конечно, вылечилась. Ну, почти.Почти.
– Спасибо вам большое, – ни с того ни с сего произнеславежливая и красивая Федина племянница. – Я, наверное, поеду.
– Может, кофе все-таки, – безнадежно предложил Марат, ноплемянница посмотрела на него и улыбнулась как-то так, что сразу стало ясно – Мараттут ни при чем. Совсем ни при чем.
Она подтянула с пола свой рюкзачок, откинула назад волосы,еще раз улыбнулась – на этот раз улыбка была прощальной – и пошла по коридору всторону наружной двери. Полина и Марат смотрели ей вслед.
Полина думала – надо же быть такой красавицей!
Марат думал – сейчас уйдет, и все, черт возьми!..
Охранник открыл запищавшую кодовым замком дверь, потом онастукнула, закрываясь, и Марат очень озабоченно произнес:
– Кажется, я машину не запер.
– Какую машину?..
– Свою. Пойду проверю. Это было смешно.
Он заскочил в свою комнату, через секунду вылетел оттуда –рука просунута в один рукав, второй волочится по ковру, в кулаке дляправдоподобия ключи от машины.
– Надо проверить, – озабоченно повторил он, хищным взоромкосясь вдоль коридора.
Полина согласно покивала.
Он был уже у самой двери, когда она крикнула:
– На вечер никаких свиданий не назначай!
– Почему это?!
Держа ключи в зубах, он натягивал куртку.
– Совещание по “Русскому радио”.
– Черт возьми, точно!
Дверь опять запищала, приглушенно бабахнула, и все стихло,только рамштайновский ритм остался в пустом коридоре.
Стало грустно и заломило в висках – да что за козел работаетпод этот самый “Рамштайн”! Сейчас она ему устроит. Или им. Сейчас она всемустроит!
Вообще Полина Светлова была миролюбива, незлопамятна иравнодушна ко всему на свете, кроме работы и Арсения Троепольского, но тольконе сегодня! Сегодня ужасный день. Самый худший день в ее жизни.
Сзади послышался какой-то странный звук, как будто мышьскреблась, и еще писк, тоже вполне мышиный. Черт возьми, еще и мыши!..
Но это была китайская хохлатая собака Гуччи, котораявыбралась из ее комнаты из-под теплого пледа и теперь тряслась мелкой дрожьюпосреди коридора. Тряслась, и лапкой скребла ковер, и смотрела с жалобнойукоризной.
– Бедный мой!
Полина сунула свою чашку на гостевой круглый стол,подхватила Гуччи на руки, побежала и в своей комнате сразу кинулась заперегородку, где у нее были крохотный диванчик, на котором она не помещалась,кофеварка и кювета для Гуччиных надобностей, стыдливо задвинутая в самый угол.Гуччи в кювете вполне успешно освоился, но все равно ему требовалось, чтобыПолина непременно присутствовала при столь деликатной процедуре.
Полина присутствовала. Гуччи стыдливо оглядывался и дрожал.Потом выбрался, покосился на кювету и содеянную в ней кучку и улыбнулся Полинесмущенно.
– Хороший мальчик, – похвалила его она, – умница.
Гуччи вовсе не был уверен в том, что он хороший мальчик иумница. Он вообще ни в чем не был уверен, и несовершенство мира и егособственное приводило его в ужас, и никто, никто этого не понимал!..
Полина подняла его, погладила по прическе “с начесом”, опустилав кресло и накрыла пледом. И тут зазвонил телефон. Мобильный, у нее в сумке.
Сердце сильно ударило. Она знала, кто звонит и зачем.
Номер определился, но и без этого все было ясно.
– Да.
– Полина.
– Ты где, Троепольский?
У него был очень сердитый голос. Когда волновался, он всегдаговорил быстро и сердито.
– Я у Феди. Он… умер.
– Что?!!
– Полина. Он умер. Его убили, по-моему. Милиция считает, чтоэто я его убил.
– Как?!
– У Сизова заняты все телефоны. Скажи ему, чтобы он положилтрубку и перезвонил мне. Немедленно.
– Как… убили?! Арсений, что случилось?!
Ноги не держали ее – впервые в жизни она поняла, что этотакое, когда ты пытаешься стоять и никак не можешь. Пошарив рукой, онаприткнула себя в кресло. Гуччи взвизгнул. Она не обратила на него внимания.
– Ты поняла меня?
– Кто считает, что это… ты?!
– Милиция так считает. Потому что я ее вызвал. Это дажезабавно.
Слово “забавно” в устах Арсения Троепольского означалокрайнюю степень бешенства.
– А… адвокату позвонить?
– Пусть мне перезвонит Сизов. Прямо сейчас. Все, Полина.
Телефон тренькнул, разъединяясь. Полина зачем-то наклониласьи положила его на пол. Оглушительная тишина висела в конторе – никакогошевеления или рамштайновского ритма. От этой тишины невозможно было дышать.
Она перешагнула через телефон и выбралась в коридор.
Сизов маячил на пороге своего кабинета. Саша Белошеев выехалв коридор вместе с креслом и теперь вытягивал шею в ее сторону, откинувшись наспинку. На коленях у него была компьютерная клавиатура. Ира выглядывала изсвоего кабинета – на кончике носа очки, в одной руке папка, а в другой ручка.
Все слышали, как Полина кричала. У них в конторе никтоникогда не кричал.