Запасной инстинкт - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да никому не нужен. Случайно.
– Марат, кто мог случайно убить чужой макет?! Марат опятьпожал плечами и из крошечной колбы подлил ей кофе.
Шея уже не просто похолодела, под волосами словно лежалкусок льда. Полина потерла шею и стала выбираться из кресла.
Она должна посмотреть, есть там кто-то или нет. Наверное,нет. Даже, скорее всего, нет. Это глупые дамские страхи, потому что сегоднятакой день. Ужасный.
– Короче, он просил вечером отправить ему переделанныймакет, а у меня его нету. Троепольский приедет, шкуру с меня сдерет. Полька, тыкуда?!
Она прыгнула и сразу оказалась в коридоре, застланном серымковром с желтой каймой. Справа в отдалении шел Гриня Сизов с мобильником возлеуха. Слева поблизости околачивалась Шарон Самойленко с телефонной трубкой вруке. В круглом кресле, где давеча маялся курьер, сидела молодая девица встильной кожаной курточке, смотрела в сторону. Рядом на ковре валялся рюкзак.
– Вам что-то нужно? – с негромким презрением спросила Полинау Шарон. До исторического момента провозглашения себя “квалифицированнымработником” Шарон нисколько не волновала Полину Светлову. Она относилась ксекретарше с определенным сочувствием – в конце концов, та не виновата, чтотакая тупая уродилась, всякое может быть, и такое тоже. Теперь же Полинаоказалась как будто в состоянии конфронтации, хотя это смешно – конфронтация сШарон!
– Вот девушка, – неопределенно сказала Шарон и показала насидящую в кресле телефонной трубкой.
Полина смотрела на нее сверху вниз и молчала, помешивалакофе в чашке примерно на уровне макушки бедной юной Шарон.
– Девушка вот, – повторила та чуть более нетерпеливо,очевидно, удивляясь, отчего Полина молчит и ничего не предпринимает. – Видите?
– Вижу, – согласилась Полина и опять ничего не предприняла.
За Полининым плечом Марат Байсаров негромко и обиднозасмеялся. Девица быстро оглянулась. Марат перестал смеяться так неожиданно,словно ему заткнули рот.
– Девушка, вы к кому? – вежливо спросила Полина. От Шарон небыло никакого толку.
– А… я к Федору Грекову. – Тут девица проворно поднялась изкресла и оказалась сказочной красавицей, как принцесса из американскогомультфильма, – неправдоподобно длинные ноги, неправдоподобно белые зубы,неправдоподобно яркие глаза, неправдоподобно нежные щеки. Полине показалось,что Байсаров чуть не упал за ее спиной.
– Федора нет, – кисло ответила Полина Светлова. Трудносохранять присутствие духа рядом с такими красавицами. Невозможно. И дажеутешить себя нечем – разве что тем, что ты умнее. Впрочем, может, красавицатоже чрезвычайно умна.
– Но он сегодня будет? Полина и Марат переглянулись.
– Вряд ли, – мужественным голосом сообщил Марат. – Он…заболел. У него больничный.
– Как заболел? – изумилась девица.
– Грипп, наверное, – продолжал Марат, – но, если у васкакое-то дело, вы вполне можете переговорить с нами. Марат Байсаров и ПолинаСветлова. Вы с “Русского радио”?
Девица улыбнулась и стала еще раз в тридцать краше. А может,в сорок. Или в пятьдесят.
“Если ее увидит Троепольский, – подумала Полина мрачно, –все. Мы больше Троепольского не увидим никогда. Хорошо бы он не скоро приехал”.
– А почему вы решили, что я с… радио?
– Не знаю, – галантно ответил Марат, – мне так показалось.
– Нет, я племянница, – объяснила девица и засмущалась. – Яплемянница Федора Грекова. Меня зовут Лера. Мы вчера договорились, что я приедук нему в контору, и мы… А он что, правда заболел?
Шарон Самойленко все топталась рядом, рассматривалаплемянницу, ее длинные волосы, синюю курточку, как будто джинсовую, а на самомделе кожаную, замшевые ботинки и всю потрясающую общую красу.
– У вас к нам какое-то дело? – вежливо поинтересоваласьПолина у Шарон. – Если нет, вы свободны.
Та пожала плечами, что означало, что теперь она тоже всостоянии конфронтации с Полиной, и удалилась в свою каморку.
– Зачем вы ее прогнали? – шепотом спросила племянница. – Онана вас обиделась.
– Шут с ней, – небрежно ответила Полина. – Все равно она нина что не годится. Даже кофе нам не дает. А что с Федором – мы не знаем. Онсегодня не пришел на работу, и наш шеф поехал к нему. Еще не вернулся.
Как только она выговорила это, внутри у нее похолодело, илед из горла попал в желудок и еще в легкие, так что трудно стало дышать. Ейдаже показалось, что она слышит слабый морозный свист от своего дыхания.
Красотка Лера удивилась, но не слишком – очевидно, семьябыла отчасти осведомлена о Фединых прихотях.
– Да, – сказала она и улыбнулась прощающей улыбкой, словноотпуская Феде все грехи, – с ним это бывает. Наверное, мне нужно к нему домойпоехать. Или маме позвонить? Можно мне от вас позвонить?
– Конечно! – пылко и страстно воскликнул Марат, и ПолинаСветлова поняла, что в этом сердце она навсегда отодвинута на второй план.
Если Троепольский увидит Федину племянницу…
Господи, о чем она думает! Разве это имеет значение?! Толькоодно имеет значение – как теперь она, глупая и самоуверенная Полина Светлова,станет спасать свою шкуру, и спасет ли! А Троепольского не было и не будет в еежизни – никогда. И она отлично об этом знает. Она запретила себе – и у нееполучилось. Получалось до последнего времени.
Только иногда не получалось – когда он вдруг становилсянежен, то ли от усталости, то ли из товарищеских чувств. Примерно раз в году сним такое бывало – посреди дня он приходил в ее комнату, брал за руку и вел вкакую-нибудь кофейню. Он знал их наперечет, все эти кофейни, словноперенесенные на Никитскую улицу с Рю де Риволи.
И в приятной тесноте, полной сигаретного дыма и кофейногодуха, они долго сидели рядом, так что она слышала негромкий и очень мужскойзапах его одеколона, и он что-то говорил ей на ухо, и вертел зажигалку – была унего такая привычка. И прямо перед собой она видела его пальцы, длинные,ухоженные, с расширенными косточками и розовыми мальчишескими ногтями.Блестящая прядь темных волос вываливалась из-за уха, и он заправлял еепривычным нетерпеливым движением, от которого у Полины что-то холодело с левойстороны, словно он трогал холодной рукой ее сердце. У него были очень черныеглаза, о которых ей почему-то нравилось думать – андалузские, – и длинныересницы, и смуглые щеки, и все это так ей нравилось, что хотелось плакать. Ей нравилосьдаже, что он много и как-то легкомысленно курит, и его невозможно представитьсебе без сигареты.
И он никому не принадлежал.