David Bowie. Встречи и интервью - Шон Иган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ДБ: Как вы думаете, британский ренессанс — это реальность или просто хайп? Мы заявляем миру, что это реальность. Во всех стратах британской жизни, и от моды до визуальных искусств, музыки, конечно, архитектуры — нет ни одного аспекта культуры, где бы не было вполне убедительных лидеров-британцев — взять хоть английских дизайнеров во французских домах моды, да? Как будто мы сейчас наполняем собой zeitgeist.
АМ: Вы же тоже британец, так что вы должны понимать, что Британия всегда указывала остальным путь во всех возможных сферах, от искусства до поп-музыки. Прямо со времен Генриха VIII. У нас такая нация — мы восторгаемся всем, что у нас есть, как ценным наследием, и хорошим, и дурным, но другого такого места на Земле нет.
ДБ: Но почему мы не можем, создав что-то, поставить это на поток? Мы хорошие инноваторы, но очень плохие промышленники.
АМ: Да, именно так. Но, по-моему, это хорошо. Я не думаю, что это плохо. Это делает нас святыми и придает нашим занятиям респектабельность, а то, что касается делания денег, это для жадных.
ДБ: Значит, вы не жадный, Алекс?
АМ: Боюсь, что нет. Деньги никогда не были для меня главной целью. Ну, то есть я люблю жить в комфорте, но в этом французском модном доме меня спросили, какой я устрою показ, и я сказал: что ж, в наше время люди покупают одежду за такие деньги, что не следует выставлять напоказ свое богатство перед обычной, простой публикой — это дурной тон, а с учетом всех проблем современного мира это просто нехорошо. Я уверен, что люди, у которых есть такие деньги, не хотят, чтобы их фотографировали, так что я сказал, что показ будет скорее интимным, а люди с такими деньжищами, которые ценят хорошее искусство и одежду высокого качества и для которых делают вещи в единственном экземпляре, просто уважают идеал, а не швыряние деньгами. Этим они где угодно могут заниматься.
ДБ: Значит, когда вы разбогатеете, а судьба, боюсь, уготовила вам именно эту участь, как вы с этим обойдетесь?
АМ: Я бы хотел купить дом Ле Корбюзье во Франции… (Смешок.)
ДБ: Приятная вещица. Расскажите про самый первый дизайн, который вы сделали. Когда вы были маленьким, еще ребенком.
АМ: Ну, я не могу помнить такое далекое прошлое, но в рамках профессиональной карьеры — «бамстеры»[83]. Ваша басистка Гейл их носит.
ДБ: Был ли у вас период, когда вы были юношей, когда вы экспериментировали и когда вы наряжались и ходили в клубы и так далее, и когда вы изобретали оригинальные вещи?
АМ: Вообще да. Я носил одежду моей сестры, и люди не узнавали ее вещи, потому что я носил их по-мужски. Однажды, когда мне было двенадцать лет, я ходил по улице в ее лифчике, соседи решили, что я чудик, на меня бросали сердитые взгляды и так далее… а ведь это было в Степни[84].
ДБ: Мой отец работал в Степни.
АМ: Да?
ДБ: Сколько вам было лет, когда вы начали жить отдельно от родителей?
АМ: Девятнадцать.
ДБ: Это дало вам невероятное чувство свободы? Или вы вдруг ощутили себя еще более уязвимым?
АМ: На самом деле я чувствовал себя очень незащищенным. Потому что я был младшим ребенком, и мать меня всегда баловала — наверное, поэтому я и стал педиком. (Смех.)
ДБ: (Смеется.) Это был однозначный выбор?
АМ: Я думал о мальчиках еще в три года, когда ездил в Понтинс![85]
ДБ: Вы когда-нибудь ездили на каникулы в Батлинс, или Богнор-Риджис, или Грейт-Ярмут?
АМ: Нет, я ездил в лагерь Понтинс в Кэмбер-Сэндс.
ДБ: Кэмбер-Сэндс?! Я тоже туда ездил!
АМ: Боже мой!
ДБ: У них был трейлер-парк с фургонами…
АМ: Точно.
ДБ: … а рядом с нами жил очень знаменитый тогда комик Артур Хейнс — темная личность, это было его амплуа, и я ходил к нему, пытаясь выпросить автограф. Я ходил к нему с утра три дня подряд, и каждый раз он посылал меня подальше. (Со смехом.) Я тогда впервые встретил знаменитость, и я был очень разочарован. Я чувствовал: если это и есть слава… они просто обычные люди.
АМ: У меня есть два воспоминания о Понтинс: однажды я завернул за угол и увидел, как мои две сестры развлекаются с двумя мужиками. (Смех.) Я решил, что их насилуют, и с криком побежал к маме, в общем, сестры мне надавали тумаков! Второе воспоминание: мы впервые приехали в Понтинс — на такси, потому что в моей семье много таксистов — мы приехали как какой-то цыганский табор, и я посмотрел в окно и увидел двух человек в страшных масках, и я тут же обосрался, прямо в такси! Я буквально наделал в штаны! (Смех.)
ДБ: И это подводит нас к вопросу: кто самый дерьмовый дизайнер?
АМ: О Господи…
ДБ: Кто худший дизайнер?
АМ: На мой взгляд?
ДБ: Да, на ваш взгляд.
АМ: Боже, Дэвид, меня могут обвинить в клевете…
ДБ: Как вы думаете, их больше одного?
АМ: Я думаю, что виноваты люди, которые покупают их одежду, а не сами дизайнеры, потому что, как оказывается, они толком не имеют представления, собственно, о дизайне. Проблема в покупателях. А мой любимый дизайнер — это Реи Кавакубо. Я покупаю только у нее, как дизайнер я покупаю только Comme des Garçons. В прошлом году я потратил около тысячи фунтов (мне не стоит об этом говорить) на одежду Comme des Garçons…
ДБ: Я никогда не платил, Алекс! (Смеется.) Пока…
АМ: Пока не встретили меня! (Еще более громкий смех.)
ДБ: Пока не встретил вас! Да, но я знал, что вам нужно!
АМ: Да, мне тогда это было нужно! Но знаете, что я сделал, когда вы мне заплатили? Я заплатил людям, которые изготовили это пальто!
ДБ: Нет, послушайте, та пара вещиц, которые мне были не нужны, которые вы мне просто подарили, — это было так мило с вашей стороны. Очень мило. Вы также хорошо работаете в сотрудничестве с другими людьми. По-моему, то, что…
АМ: Я с вами, черт возьми, еще не познакомился лично! (Смеется.)
ДБ: Я знаю, я думаю, что это поразительно — как мы хорошо сделали с вами те концертные вещи. Вам нравится сотрудничать?