Отрада - Виктория Богачева

— Добро, — он хмыкнул, безуспешно пытаясь придать голосу строгость. — Будет тебе обряд!

55

Отрада провела ладонью по лбу, смахивая пот и ища взглядом, куда бы присесть. Вместе с другими женщинами они только закончили носить из бани ведра, полные горячей воды, и выливать их в огромную — выше пояса — бочку, в которую теперь следовало добавить загодя приготовленный раствор щелока. Нынче они собирались белить грязно-серые, сурового цвета, полотнища.

Отрада едва успела отойти и от похищения, и от поединка Храбра, и от рассказанного воеводой про ее отца, как мать Стояны втянула ее в работу, и вот уже который день она то жгла золу, заливая ее кипятком, и отправляла настаиваться в теплое место в избе, то грела воду в бане, чтобы переливать ее в большие бочки с уже готовым щелоком, то закладывала в них холсты, время от времени мешая набухшее, неподатливое полотно здоровенной палкой.

Многое переменилось за последние две седмицы. Пуще всего — то, как относились к ней люди. Даже Услада, поджав губы и скрепя сердце, позвала ее белить лен к себе в избу. Хотя Храбр пока и не посватался к ней, как она попросила, вся община давно считала ее невестой кузнеца. Да не просто кузнеца, а того, кто доказал свою Правду и выиграл поединок. Кто посрамил Зоряна, а ведь этого тайком желали многие.

Слухи разлетались быстро, и нынче о произошедшем знали уже во всех соседских общинах. Равно как о том, что Зорян не был боле старостой, а нового лишь намеревались избрать на вече. Его мало кто видел после суда; ни он, ни домочадцы почти не показывались в общине, прятались, как еще пару седмиц назад прятался Храбр. Это было, по меньшей мере, справедливо.

А от приглашения Услады Отрада отказалась. Может, и негоже было нос воротить. Даже знахарка Верея все пыталась ее переубедить, но она стояла на своем, и работать пошла к матери Стояны, от которой никогда прежде не знала обиды. И подругу свою обижать отказом она не собиралась. Стиша за нее всегда горой была, даже во времена, когда вся община от нее отвернулась. Немного воды с той поры утекло.

И хоть и не злопамятная, но не позабыла еще Отрада, как она кидалась к людям, когда вуй Избор выгнал ее из избы, а подсобить ей мало кто согласился.

От работы руки привычно начало ломить уже к исходу первого дня, а впереди их было еще очень, очень много. Следовало успеть выбелить все полотно до холодов и ночных заморозков, до прихода настоящей, глубокой осени.

Отраде же такая усталость была по сердцу. Хотелось ей спокойной, тихой жизни, как было при матушке.

Она опустилась на поваленное бревно, привалившись к избе спиной. Рядом с громким вздохом шумно уселась Стояна. Солнце вот-вот должно было скрыться за макушками высоких деревьев, и долгий, полный забот день подходил к концу. Тетушка Власта, мать Стиши, поглядела на них да только усмехнулась, не став больше дергать. Пусть девчушки отдохнут.

— Пошто к тебе тетка Купава поутру приходила? — спросила Стояна о том, что точило ее весь день.

— Сказала, что изба сызнова моя. Пустая стоит нынче. Оставили ее Радко с женой.

— Экий дар, ты погляди! — подруга сердито тряхнула косой. — Да она в ногах у тебя должна валяться, прощения вымаливать… а она! Изба, говорит, твоя! Так чья же еще? Они тебя из нее выгнали…

Стояна разошлась так, что уже было не остановить. Круглые щеки пылали гневным румянцем и злостью. За Отраду она переживала похлеще, чем та сама за себя.

— Ну, чего же ты молчишь?! — Стиша всплеснула руками. — Ох, как теперь в избу-то домового заманить обратно, он, поди, сбежал давным-давно от таких-то хозяев… — она продолжала ворчать, а Отрада слушала ее вполуха и улыбалась.

Зла на вуя Избора она уже не держала. Довольно того, что Храбр за нее заступился. Что сам воевода посрамил мужика, и все в общине знали правду.

Таить обиду ей не хотелось. Она ждала для себя новой жизни, и потому собиралась оставить в прошлом все дурное, что с ней приключилось. С собой она возьмет одну только радость.

— Ой, — Стояна вдруг замолчала резко и вцепилась в руку Отрады. — Гляди, гляди, — зашептала она весело, тормоша застывшую подругу.

К избе в сопровождении дядьки Третьяка, Белояра и Твердяты шагал Храбр.

Нарядный, в празднично-расшитой рубахе, с новым ремешком на лбу, что перетягивал волосы. Позади них степенно и важно шествовала знахарка Верея. Она единственная не остановилась подле ворот, а прошла дальше.

Сердце у Отрады ушло в пятки, а Стояна заливисто расхохоталась.

— Ну, невеста! Держись! — звонко выкрикнула она, вскочила на ноги и понеслась привечать сватов.

А Отрада примерзла к бревну, не в силах пошевелиться. Вроде и сама чаяла, сама ждала, а сделалось так страшно и волнительно, что язык к небу прилип, и она слова молвить не могла.

Отрада встретилась взглядом с Храбром и смутилась еще пуще. После того вечернего разговора с воеводой они виделись всего несколько раз. И работы у нее было не счесть, и ему отдых и покой был нужен. И кузнец, лукаво посмеиваясь, сказал, что, коли ждет она сватовства, то негоже им встречаться. Вот и повелось, что две седмицы провели они порознь, и дались они Отраде ой-как-непросто.

Знахарка Верея, остановившаяся возле поваленного бревна, к которому примерзла Отрада, тихо посмеивалась, глядя то на невесту, то на жениха со сватами.

Храбр выглядел много лучше, чем в день суда, и если не приглядываться внимательно, то и вовсе нельзя было понять, что совсем недавно он сражался насмерть.

— Пришли мы с добрым делом, — сказал дядька Третьяк крутящейся подле калитки Стояне.

— Ну, проходите, коли так! — вышедшая на крыльцо тетушка Власта распахнула дверь избы, и вскоре в тесную горницу набилась целая толпа.

Отраду под руки знахарка Верея привела последней.

Рассевшись по лавкам, младшие братишки и сестренки Стояны довольно потирали ладошки, наблюдая за сватовством. Ведь в конце жениху полагалось заплатить за невесту выкуп, и они ждали для себя сластей, лент и, быть может, даже монеток.

В тишине Храбр, надевший свою лучшую рубаху, положил