Мне хорошо, мне так и надо… - Бронислава Бродская

в ней вместе, причём скоро. Вместе, вместе… может это только она тогда была так уверена, что вместе, а Джим знал, что никогда он тут жить не будет, но её не разубеждал, не считал нужным. А вот мама в этой квартире с видом на лес и реку не жила, не успела. Уже двадцать лет прошло со дня её смерти. Надя вспоминала мать нечасто, а когда вспоминала, тоже была недовольна, считала, что мама брата Петю любила больше. А что удивляться-то. Она и родила её случайно, и главное, потом не скрывала, рассказывала ей ту давнюю историю.

Папа работал преподавателем техникума. Родители поженились по большой любви, но жили в сырой крохотной комнате в коммуналке, у них уже был сын. Папа завербовался на целину по первому призыву. Шел 54 год. Мама оставила Петю бабушке и поехала навестить мужа, там и забеременела. Аборт было сделать негде, так мама говорила, хотя почему бы ей не вернуться было для этого в Ленинград? Да, мама рассказывала, но не всю правду: просто тогда аборты были вообще запрещены, то есть «негде» ни при чём. Получалось, что она была ненужным, незапланированным ребёнком, зачата в поездке. Надя всю жизнь верившая в разные знаки, многозначительные совпадения и приметы, считала, что миг зачатия повлиял на её судьбу: она не могла сидеть на месте и стремилась к путешествиям. Ах, не зря, всё не зря. Как можно этого не видеть: папа осваивал новые земли, и она всегда ищет новые земли, а Петя не такой. Роддом был в палатке, и там её мама и родила. Вернулись в Ленинград, когда Наде было уже шесть месяцев. Власти не соврали, дали им крохотную двухкомнатную квартиру на Звёздной улице. Так себе тогда был район. Папа продолжил преподавать историю и взял ещё подработку в музее Революции. Брат любил маму, а Надя папу. Папа Виктор был высокий красивый мужчина, любил свою красоту и поэтому к старости стал красить волосы, что было совсем ни к чему. Мама работала экономистом на заводе «Электросила». И если Надя считала отца красивым, то про мать она такого не думала. Родители принимали гостей, но мать готовила, как Надя теперь понимала, не очень хорошо, хотя в остальном было женщиной домовитой.

Возрастная разница с братом Петей была всего полтора года, но они не дружили, делили одну маленькую комнату, мешали друг другу и бесконечно ссорились. Неужели только из-за комнаты? Надя теперь не понимала истинных причин их столкновений и родившейся из них нелюбви. Брат институт не закончил, хотя непонятно почему. Вроде Петя получал в школе неплохие оценки, играл в шахматы, рос рукастым парнем, но в институт не поступал, а родители не настаивали. Как это всё-таки странно. Надя опять с неприязненным чувством думала, что Пете всё было можно, а ей – ничего. Попробовала бы она не пойти в институт! Теперь ей казалось, что мама брала Петину сторону, что бы он ни делал. Школьное детство не запомнилось Наде практически ничем. Обычная школа около дома, обычный класс. И подруг, и мальчиков выместил спорт. Сколько Надя себя помнила, в жизни был только спортзал, вытершийся ковер, перекладины станка у зеркальной стены, характерный запах пота, мелькающие ленты, летящие мячи, звуки старого расстроенного пианино и резкий голос тренера, всегда кого-то отчитывающий: «Опять мяч уронила? Эти руки твои, крюки, ничего в них не держится… что у тебя лента, как сопля тянется? Куда равновесие сбросила? Устала? Не можешь держать сколько надо, не выходи на ковёр…» Всё, больше ничего не было. Скучное страдание, но тогда она так не думала.

В спорт она попала, как и большинство детей, случайно. Нашли какую-то болезнь сердца. Мама напугалась, но подробностями Надя никогда не интересовалась. В три с половиной года положили в больницу, полгода вообще вставать не давали. Как ни странно, это знаменитое лежание Надя помнила: рисовала, рассматривала книжки с картинками, лепить не давали – грязь. Маленькая бледная девочка в байковой застиранной пижаме лежит в запахе чуть подгорелой каши. На кровати – флажок: нельзя, дескать, вставать. Потом вставать разрешили, но Надины тонкие ножки её не держали, подкашивались. Теперь ей, наоборот, хотелось прилечь. Стала ходить в той же больнице на лечебную физкультуру и там её заметили. «Мама, у вас очень гибкая девочка. Ей надо на гимнастику». Тренер из больницы сама отвела Надю к своей знакомой в секцию художественной гимнастики. Серьезно заниматься Надя начала в шесть лет в ДЮСШ «Спартака». Тренировки каждый день на «Юбилейном». Сейчас весь этот долгий этап жизни начал в Надином сознании подергиваться дымкой забвения, а тогда вся её жизнь сводилась к тренировкам, а с 11 лет – соревнованиям. В 16 лет она получила долгожданного мастера спорта. Это был высокий уровень, и ей стало чем гордиться. Надя выделялась в школе, выступала с показательной программой на вечерах, парни на неё смотрели. Сколько она тогда возилась с инвентарем: ленту готовила, чтобы не дай бог не задела за палку, в тапочки – стельки специальные, завязочки особым способом пришивали, с костюмом с мамой колдовали, где-то отпускали, в другом месте ушивали, закрепляли, вставляли тоненькие резинки. Были специальные особые трусы и всегда один и тот же «счастливый» лифчик. Соревнования Надя любила, но выступала неровно. Нервничала всегда, но иногда с волнением справлялась, а иногда – нет. Тренер на неё злилась, но это было ничто по сравнению с тем, как она сама на себя злилась. Вот что её забрало! Готовилась полгода и всё насмарку. Выступала за «Труд», девочки в команде были сильные, но не сильнее её. Проиграв серьёзные соревнования, Надя расстраивалась, несколько дней ходила потерянная, хотя зависти к другим у неё не было, видимо всё-таки не доставало ей здорового честолюбия, без которого в большом спорте нельзя. Победы, однако, её здорово радовали. Надя до сих пор помнила свои три заветные золотые медали в 17 лет, завоёванные в Кишинёве на первенстве городов: лента, обруч и мяч. Это был пик её спортивной карьеры, дальше не пошла. Вольные проиграла, как всегда, то ли она тогда «ласточку» чуть раньше сбросила, то ли ещё что… мелочи, за которые снимали очки. Да, надоели ей эти очки. В это время Надя поступила в институт физкультуры, стала преподавать гимнастику маленьким девочкам, тогда частная группа организовалась при ЖЭКе. На втором курсе она бросила спорт, то есть бросила выступать. Ну сколько можно, с шести до двадцати? 14 долгих лет жизни! Её к тому времени уже другое волновало,