Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии - Михаил Майзульс

Еще один бес, который, засев на вершине башни, тычет лапой в свой крючковатый нос, подписан Dagon. Это имя древнего месопотамского и ханаанского божества не раз упоминается в Ветхом Завете. Именно храм Дагона разрушил ослепленный Самсон, когда его волосы, остриженные коварной Далилой, вновь отросли и к нему вернулась прежняя сила (Суд. 16:23-30). Захватив у израильтян Ковчег Завета, филистимляне установили его в храме Дагона в Ашдоде. На следующее утро оказалось, что идол рухнул: «Дагон лежит ниц на земле пред Ковчегом Господним; голова Дагонова и [обе ноги его и] обе руки его [лежали] отсеченные, каждая особо, на пороге, осталось только туловище Дагона» (1 Цар. 5:4). Падение этого истукана в церковной традиции толковали как триумф Церкви над иноверием, а также как изобличение всех форм идолопоклонства, в том числе алчности – поклонения мирским благам[589].

То, как в Средние века демонизировали древних филистимлян и их божество, видно в одной из французских Морализованных Библий, созданных примерно в те годы, что и карикатура 1233 г. Там в пересказе этого эпизода филистимляне, которые принесли Ковчег в храм Дагона, названы «сарацинами» (li sarazin), а их капище – mahommerie (от имени пророка Мухаммеда). А в аллегорическом комментарии филистимляне/сарацины были истолкованы как указание на демонов и идолопоклонников, которые угрожают Церкви[590]. Связка между Дагоном и различными пороками прослеживается у многих средневековых авторов[591]. Так, парижский богослов Петр Кантор (ум. 1197 г.) писал, что установка Дагона рядом с Ковчегом олицетворяет возвеличивание недостойных[592], а аббат Абсолон Сен-Викторский (ум. 1203 г.) в одной из проповедей объяснял, что истукан Дагона символизирует скупцов, поскольку алчность – это вид идолопоклонства[593].

На карикатуре 1233 г. в левом углу за стеной стоит еще один персонаж в капюшоне. Кто это? Поскольку он держится позади Моссе, за его спиной изображен демон, а в руке у него весы с монетами, историки обычно предполагают, что это тоже иудей-ростовщик – один из «подданных» демонического Исаака из Нориджа. Однако Сара Липтон предложила принципиально иную трактовку[594]. По ее мнению, важно, что он стоит не внутри основных стен (или на сцене) вместе с Исааком, Моссе и Абигайль, а снаружи – как и демоны, которые с другой стороны «осаждают» крепость. Лицо у него не деформировано, как у Исаака, а нос не такой длинный, как у Моссе, и не такой крючковатый, как у Абигайль. По версии исследовательницы, персонаж в капюшоне и с весами вовсе не иудей, а королевский клерк из Палаты шахматной доски, возможно сам автор рисунка. Именно клерки из нижнего этажа Палаты взвешивали монеты, которые туда поступали.

Рисунок, оставленный наверху свитка налоговых поступлений, обычно интерпретируют как воплощение ненависти к иудеям, которая охватила английское общество и в 1290 г. привела к изгнанию всей еврейской общины из королевства[595]. По гипотезе Липтон, у этой карикатуры иной прицел. Она не изобличает иудеев как богоубийц или врагов христианства, а критикует выскочек и лицемеров (иудеи подражают христианским модам и рядятся, как знатные господа) и изобличает христианских властителей, которые потворствуют алчности ростовщиков[596]. Это едкая сатира для своих, не предназначенная для посторонних глаз. Она была нарисована клерком, который, возможно, знал Исаака, Моссе и Абигайль. Здание, в котором разворачивается все действо, не церковь и не замок, а Палата шахматной доски, которая располагалась в одном из крыльев Вестминстерского дворца. Первый этаж, где стоят демоны и человек с весами, мог означать нижнюю палату (Lower Exchequer), где пересчитывали и взвешивали полученные монеты, а верхний – Upper Exchequer, где заседали лорды и высшие чиновники. А теперь там правят бал иудеи во главе с демоническим Исааком из Нориджа. Потому весы в руках персонажа в капюшоне – это не символ презренного иудейского ростовщичества, а инструмент, позволявший изобличить обман.

В 1233 г. бароны, поднявшиеся против короля Генриха III и его французских фаворитов, в частности, обвиняли его в том, что он грабит подданных, потворствуя еврейским ростовщикам и получая долю от их презренных доходов. Чтобы ограничить присутствие иудеев в королевстве, мятежники изгнали их из ряда мелких городов и обложили крупными штрафами[597]. В предыдущем столетии Петр Кантор, которого мы упоминали выше, объяснял, что ростовщики служат для князей сундуками и пиявками, поскольку все, чем они напитаются, изрыгается в виде налогов[598]. Сатира против нескольких влиятельных иудеев могла одновременно метить и в короля – потому в центре изображения трехликий Исаак коронован[599].

Карикатура 1233 г. необычно сложна, но не уникальна. Английские клерки, которые вели финансовые и административные регистры, нередко оставляли на полях какие-то рисунки: от условных (порой гротескных) портретов упомянутых там лиц до каких-то фигурок и знаков, никак не связанных с текстом. В этом делопроизводители мало отличались от книжных переписчиков. Копируя рукописи, те не отказывали себе в удовольствии начеркать где-то внизу листа или рядом с текстом какой-то человеческий или бесовский профиль, причудливого гибрида, а порой и предельно условный автопортрет. На полях английских документов XIII в., в том числе в описях исков Палаты шахматной доски (Exchequer Plea Rolls), иногда встречались и схематичные изображения иудеев с крючковатыми носами[600]. На полях Эссекского лесного свитка 1277 г. кто-то нарисовал мужчину с хищным профилем, в капюшоне и с еврейским знаком в форме двух скрижалей, пришитым к одежде. Рядом с ним стоит подпись, что это Aaron fil Diaboli – «Аарон, сын дьявола». Текст рядом с картинкой повествует о том, как несколько евреев и христиан в нарушение множества лесных законов принялись преследовать оленя, но тот сумел убежать от охотничьих псов и оказался на улицах Колчестера[601].