Империя. Роман об имперском Риме - Стивен Сейлор

Чтение затянулось. Мысли Луция начали блуждать. Он заметил, что Марциал извлек восковую табличку и что-то выводит стилом. Луций подумал, что друг записывает воззвание, но подсмотренные строки не имели ничего общего с речью на арене. Марциал перехватил взгляд приятеля.

– Разрозненные впечатления, – шепнул поэт. – Никогда не знаешь, из чего родится стихотворение. Посмотри на публику. Как по-твоему, сколько здесь представлено рас и народностей?

– Понятия не имею, – сказал, оглядевшись, Луций.

– Я тоже, но мне сдается, что перед нами микрокосмос, в котором отразился весь мир. Взгляни вон на тех чернокожих эфиопов. Или на ту компанию – что там за люди со светлыми волосами, собранными в пучок?

– По-моему, их называют сикамбрами. Германское племя, живущее в устье Рейна.

– А перед тем как занять место, я видел людей в аравийских платках и сабеев с Красного моря, которые с головы до ног кутаются в черное. И киликийцев учуял.

– Учуял?

– В Киликии женщины, мальчики и даже зрелые мужи пользуются особенными духами с запахом цветка, который растет только на высочайших пиках Таврских гор. Ты бы знал, Пинарий, если б хоть раз сошелся с киликийским мальчиком…

На него шикнули. Одна из весталок повернулась и уставилась на болтунов. Старая и морщинистая, она даже Марциала напугала свирепым выражением лица. Весталка, сидевшая с нею рядом, тоже обернулась. Это была Корнелия Косса. Ее спокойная улыбка и ослепительная красота явили такой контраст с древней жрицей, что Луций громко рассмеялся и тут же пожалел о бестактности, опасаясь оскорбить старуху. Однако улыбка Корнелии стала только шире, а в глазах сверкнули искорки, прежде чем она отвернулась и вновь обратила свое внимание на читающего воззвание глашатая.

– Видел? – прошептал Марциал. – Она смотрела на тебя в упор.

– Ну и что? – пожал плечами Луций.

– Как женщина на мужчину.

– Ты неисправим, Марциал! Нюхай своих киликийских мальчиков.

Наконец воззвания и заклинания кончились. Амфитеатр Флавиев открылся официально. Представление началось.

Первым номером шло бичевание осведомителей. Тит пообещал собрать самых злостных лжецов и негодяев, которые кормились за государственный счет, обвиняя честных людей в заговоре против императора и обмане чиновников. Такие мер завцы вредили всем правителям, начиная с Августа. Сколь ра зумен и уверен ни был император в начале царствования, с каждым годом и он, и его присные все более прислушивались к беспочвенным наветам и все сильнее боялись воображаемых врагов. Здравомыслящий Веспасиан тоже не устоял перед ядом злословия. К концу его правления многие пали жертвами необоснованных подозрений, обогатив прорву бесстыдных доносчиков. Тит вознамерился навсегда покончить с прошлым.

Толпа зарокотала в предвкушении, когда на арену вывели большую группу мужчин, подгоняя их копьями. Большинство были в тогах и выглядели почтенными дельцами и обладателями собственности. Сперва с них сорвали тоги, а затем и туники, оставив, точно рабов, в одних набедренных повязках, хотя таких дородных рабов не вдруг найдешь. Разбив приговоренных на группы по десять человек, им приставили к шеям рогатины, вынуждая стоять смирно, пока их хлещут бичами и прутьями. Наказание отличалось суровостью: песок обагрился кровью и был усеян ошметками плоти. Бичуемые падали на колени, но при помощи рогатин их все равно заставляли держать головы высоко.

– Видишь, кто исполняет наказание? – произнес Марциал. – Тит выбрал отряд легионеров, целиком состоящий из североафриканских гетулов-кочевников.

– Почему именно гетулы? – спросил Луций.

– Хотя бы потому, что они чужаки и ничем не связаны ни с жертвами, ни с прочими горожанами. А главное, они известны своей жестокостью.

У Луция не возникло сомнений, что гетулы трудятся с удовольствием. Радовалась и публика. Многие жертвы, скорее привыкшие сами стегать рабов, истошно вопили и стенали. Чем позорнее они себя вели, тем живее реагировала толпа. Гетулы же не только не устали, а, напротив, разъярились, подстегиваемые возгласами зрителей. Последних бичуемых истязали с большей ожесточенностью, и, дабы уравнять наказание, первых, к восторгу толпы, начали пороть заново.

Многие доносчики либо лишились чувств, либо не сумели подняться и их с арены выволокли. Несколько скончалось («Не от побоев, а от стыда!» – шепнул Марциал, не переставая писать). Выжившим предстояло отправиться до конца своих дней в ссылку на далекие острова или в худшем случае быть проданными в рабство на открытом аукционе.

Наказание продолжалось. Привели осужденных преступников, виновных в серьезных злодеяниях – убийствах, поджогах и ограблении храмов.

Устроители игрищ превзошли себя в создании живописных сцен, организуя по несколько расправ зараз, благодаря чему на арене постоянно разворачивалось драматичное или тревожное действо, и зрительское внимание не ослабевало. Наказания опирались на мифы и легенды, а жертвы, подобно актерам, играли роли. Они страдали и умирали не понарошку, благодаря чему еще сильнее заводили аудиторию.

Так, одну обнаженную жертву приковали к сложной декорации, изображающей крутую скалу. Глашатай объявил, что публика видит перед собой отцеубийцу. Зрители взорвались улюлюканьем и бранью. Преступник оказался крепким человеком средних лет с многодневной щетиной: подходящий кандидат на роль Прометея – титана, который бросил вызов Юпитеру и подарил человечеству огонь. Дабы напомнить публике сюжет, одетые в звериные шкуры танцоры окружили закованного в цепи титана, размахивая факелами и распевая первобытную благодарственную песнь. Последняя вдруг заглушилась громовым раскатом из устройства, спрятанного в скале. Поклонники Прометея в панике разбежались, устрашенные гневом Юпитера. Как только они исчезли, с цепи спустили двух медведей. Звери устремились к Прометею, который закричал и отчаянно забился в оковах.

– Медведи? – поморщился Эпафродит. – Всем известно, что Прометея мучили стервятники. Они ежедневно выклевывали у него внутренности, и каждую ночь он чудодейственно исцелялся, дабы наказание длилось вечно.

Марциал рассмеялся:

– Тот дрессировщик, что научит стервятников нападать по требованию, вправе заломить любую цену! Подозреваю, сегодня мы еще не раз увидим медведей. Императорский дрессировщик говорит, что в деле растерзания человека равных им нет. Собаки слишком заурядны, слоны – привередливы, львы и тигры – непредсказуемы. Медведи же, напротив, не только страшны, но и весьма надежны. Эти прибыли из Каледонии, самой северной окраины Британии.

Медведи, набросившиеся на беспомощного Прометея, оправдали надежды дрессировщика. Они сосредоточили свою ярость на животе жертвы и вырвали потроха тем же образом, как поступали, согласно древнему преданию, стервятники. Мар циал выразил мнение, что зверей специально натаскали атаковать нужную часть тела; Эпафродит предположил, что живот смазали медом. Жертва кричала так, что кровь стыла в жилах.

Наконец появился дрессировщик, отогнавший зверей. Декорацию прокатили по кругу, чтобы все насладились зрелищем окровавленного нутра выпотрошенного Прометея. Затем вернулись танцоры, которые принялись выделывать пируэты и стенать перед Прометеем, размахивая факелами, чтобы напустить побольше дыма. Только когда они убежали, Луций сообразил, что танец был призван отвлечь публику от кое-каких манипуляций, произведенных над жертвой. Внутренности, как по волшебству, вернули обратно, живот зашили. Даже вытерли с ног кровь. Мужчина был бел как полотно, но явно в сознании: у него шевелились губы и подрагивали веки. Поскольку наказание легендарного Прометея было бесконечным, и нынешнюю жертву подготовили к очередному нападению медведей. Те вновь устремились к человеку. Мужчина открыл рот, чтобы крикнуть, но не издал ни звука. Он не пытался вырваться из цепей и только дергался и корчился, пока медведи приближались, чтобы выпотрошить его вновь. В конце концов он замер без движения.