Платформа - Роджер Леви

Я был уверен, что что-то упускаю, но не мог перегибать палку в поисках. Любое серьезное расследование вполне могло стать причиной контррасследования, которое не привело бы ко мне, потому что я был для этого слишком осторожен, но дало бы Пеллонхорку понять, что за ним шпионят.

Еженедельные встречи с Пеллонхорком становились все напряженнее. Я был уверен, что у меня на лбу написано: я все знаю. Но он был погружен в себя и немногословен, и, как только мы заканчивали говорить о делах, я быстро уходил.

Так я сбегал от него три недели подряд. В конце нашей четвертой встречи он остановил меня в дверях.

– Алеф, вернись и сядь. Мы еще не закончили.

Я сел. Стук моего сердца едва не заглушал его слова.

– Случилось кое-что важное. Случилось недавно. Я сказал бы тебе раньше, но предпринимал меры, и времени у меня не было. – Он нахмурился и решительно заявил: – Я не собираюсь умирать, Алеф.

Я замер. Неужели он думал, что я намереваюсь его убить? Не хотел ли он убить меня? Я не знал, что делать.

– Ты, кажется, не беспокоишься, Алеф. Тебе разве не интересно?

Я не собирался задавать ему вопросы. Он хотел именно этого – чтобы я сам себя завел в какую-то ловушку.

– Умирают все, – сказал я. – Средний возраст смерти в Системе составляет примерно пятьдесят один год и пять месяцев. Дольше всего живут обитатели Пены: их средний возраст смерти – пятьдесят…

– Да мне насрать. Я. Я. Мне двадцать пять лет и три месяца, и я не собираюсь умирать. Только не я. Богу Пеллонхорк не достанется, и Люциферу тоже.

Люцифер. Этого имени я не слышал со времен Геенны. Я не смог удержаться и спросил:

– О чем ты?

Он с силой потирал ладони. Они словно сражались одна с другой, пальцы шуршали, ногти царапали.

– Бог найдет выход, Алеф. Ему придется.

– Я не понимаю.

– Это ведь Он нас создал, так?

– Отец Благодатный говорил, что да. – Я осторожно нащупывал путь, удерживая числа в узде.

– Если я умру, Алеф, умрут все. Все. Он же не позволит такому случиться, правда? – Пеллонхорк пристально смотрел на меня. – Это ведь логично, да? Он не должен позволить умереть всем.

Мне следовало быть осторожным.

– Когда умирает каждый из нас, все остальные как будто уходят в ничто.

– Я не об этом, – жестко сказал он. – Он этого не допустит. Чтобы все умерли. Верно?

Он уже достал нож и раскрывал его. Я перевел взгляд с показавшегося лезвия на лицо Пеллонхорка и кивнул, спасая свою жизнь.

– Не допустит, – ответил я.

– Ха! – каркнул Пеллонхорк. – Да! Он у меня в руках.

Я никогда не видел его таким возбужденным. Пеллонхорк выдохнул – долгий, ужасающий звук – а потом, уже обычным тоном, сказал:

– Мне просто нужно было, чтобы ты это подтвердил. Кто, как не ты, а, Алеф? – Пеллонхорк подбросил нож высоко в воздух и без труда поймал за рукоять, все это время глядя на меня дикими глазами. Он убрал нож и продолжил: – Все устроено. Он знает. Все уже на месте, по всей Системе. Она полна семян.

Он резко замолчал и наступила тишина. В кабинете не было ничего, кроме тишины и его устрашающей улыбки.

Всего лишь сказав то, что я сказал, я совершил что-то ужасное. Стал причастен. Я знал это, хотя понятия не имел, к чему.

– О чем ты говоришь? – спросил я, собравшись с мыслями. – Что полно семян?

Пеллонхорк перешел на шепот.

– Об этом знаем только Он и я. Он найдет выход. Он пытается меня убить, но я Его переиграл. Теперь Он не даст мне умереть.

– Бог пытается тебя убить?

– Конечно, Он подсунул мне рак. По-другому у Него не получилось бы, потому что я слишком умен, так что Ему пришлось поступить вот так.

Он задрал рубашку, и я увидел у него на животе ее – темную, землистую, почти обыденную опухоль в окружении пошедшей неровными складками кожи. Пеллонхорк взял ее в руку – столько, сколько смог, – и сдавил так, что побелели костяшки пальцев. Излишек полез из кулака точно тесто. Я видел, как на лице Пеллонхорка проступает боль.

– Ох, Пеллонхорк, – начал я, но он отмахнулся.

– Нет, – Глаза у него были широко раскрытые и ясные. – Он думает, что дотянется до меня, но теперь Он поймет. О да. Он найдет способ меня спасти. Я все равно для Него слишком умен.

– Врачи…

– Говорят, что это неизлечимо. Оно у меня уже давно. Я знал уже давно.

– Насколько давно? Почему ты…

– Я знал, что не умру. Я думал, что Он отступится.

– Мне жаль.

Он уронил рубашку, скрывая рак.

– Не стоит. Он все исправит. Пора Ему начать отвечать за свои действия.

КлючСоб 34: боговерие и избавление

– Что он имел в виду? – спросила Пайрева. – Почему ты у него не спросил?

– Не знаю. Я не мог думать.

Она посмотрела на меня, не говоря того, что, я знал, было у нее на уме – ты не мог думать. Ты, из всех людей. Вместо этого она сказала:

– Он тебя контролирует, Алеф. Всегда контролировал. Ты делаешь все, что он тебе скажет.

– Но что мне делать теперь? Скажи мне ты.

Она подкатилась ко мне. Я почувствовал ее тепло в постели, в темноте, и обнял ее.

– Он на тебя полагается, Алеф, не так ли? Во всем.

– Не во всем. Не в этом.

Я слышал, как над нами трудится кондиционер.

– Ты говоришь об убийствах.

– Да.

– Тогда скажи это. Нужно это принять.

– Не в убийствах.

Я прижал Пайреву к себе. Ее кожа была мягкой, и прохладной, и успокаивающей.

– Во всем остальном – да, он полагается на меня, – сказал я, понимая, о чем она. – Ты хочешь сказать, что и в этом тоже? В случае с раком?

– Чтобы найти лечение, да. Поэтому он тебе и рассказал. Иначе он оставил бы это между собой и каким-то там своим богом.

– Просто Богом. Не каким-то и не своим.

Пайрева села. Я видел только ее силуэт.

– Алеф, ты же не веришь…

– Нет! Конечно же не верю. Но он, похоже, верит.

– Может, он видит в тебе агента Бога. А может, перестраховывается и полагается еще и на тебя, а не только на этого бога.

– Даже не этого бога, Пайрева. Просто Бога.

Она коснулась моей щеки теплой чашей ладони.

– Алеф, ты уверен, что ты не верующий?

– Пайрева…