Платформа - Роджер Леви

Она вскинула руку и ударила Милласко наотмашь. Его голова дернулась, и он на мгновение дрогнул, а потом ухмыльнулся и стабилизировался. Облачко исчезло.

– Давай. Бей меня. Сделай так, чтобы я тебя запомнил.

Он снова дернул клапан на ее талии. На этот раз она почувствовала, как что-то подалось.

– Два, – сказал он. – Предохранитель снят. Скажи «до свидания».

Рейзер снова размахнулась и ударила со всей силы, в этот раз подняв поврежденный запястный плавник.

Милласко не видел заостренного края плавника. Рейзер почувствовала, как он снова ухватился за клапан.

Они кувыркались в центре тоннеля, снова и снова, как распаленные любовники. Рейзер хекнула, собрав все силы, плавник врезался в визор Милласко и соскользнул по нему. Ничего не случилось. Визор оказался слишком крепок. Инерция удара потащила ее руку по гладкой металлизированной щечной пластине и увлекла до самого подбородка, но плавник не пробил ни одну часть шлема.

Милласко не отпускал ее. Он сказал:

– Тр…

Рейзер почти не сознавала, что ее запястье соскальзывало все ниже, пока плавник не уперся в воротник костюма и не разрезал его вместе с шеей Милласко.

Он замер. Его глаза выпучились. Руки на талии Рейзер ослабли.

Она не меняла положения, и давление ее запястья было единственным, что сохраняло Милласко жизнь. В его расширенных глазах Рейзер читала полное понимание. Обезумевший тоннель вращался вокруг них.

Когда Рейзер начала отводить руку, он прижался к ней головой, пытаясь прожить хоть на секунду дольше.

Она позволила ему.

– Кто тебе платит, Милласко?

Он попытался заговорить, но изо рта выходила только кровь, чертившая спирали внутри его шлема. Его глаза начали кровоточить.

– Скажи, а то я тебя отпущу.

Он ответил кровью. Дожидаясь признания, Рейзер почувствовала копошение на талии.

Милласко ничего не пытался ей сказать. Он собирал силы, чтобы в последний раз рвануть ее экзоклапан.

Рейзер выдернула руку из разреза на его шее и увидела, как он немедленно выплеснулся наружу, расползаясь в клочья и цепляясь за вьющиеся остатки ее тросов и лент.

– Это тебе за Бейла, ублюдок, – всхлипнула она, хотя от Милласко не осталось ничего, что могло бы ее услышать.

Она обрезала все тросы, отпустила костюм с остатками тела Милласко и стала вращаться, вращаться, вращаться…

КлючСоб 33: болезнь

Когда я вернулся к Пайреве, меня трясло. Я не смог утаить от нее то, что случилось.

– Что мне делать? – спросил я.

Она массировала мне плечи, прогоняя напряжение.

– Для начала тебе нужно понять, чем он занят. Он хочет, чтобы ты о чем-то узнал. Тебе не может угрожать опасность. Ты его старый друг.

– Никто не в безопасности от него, Пайрева.

– Если так, то это еще важнее. Разве нет?

Она, конечно же, была права. Пока Пайрева спала, я проник в его пьютерию, обнаружил записи убийств в его доме – это было несложно, он не слишком старательно их прятал – и всю ночь смотрел их. Утром я не стал рассказывать об этом Пайреве. Сказал, что, как обычно, лазал по порносфере. Наша с ней шутка. Я пошел на работу, но не мог сконцентрироваться на деле.

Следующей ночью и той, что была после нее, я продолжил смотреть убийства Пеллонхорка. Под конец у меня получалось воспринимать их так, как было бы до знакомства с Пайревой: без эмоций.

Все убийства происходили в одной и той же комнате. Я опознал в ней маленькую операционную рядом с медицинским блоком, который он оборудовал в своем доме. Там были операционные столы, наркозные установки и всевозможные инструменты. Некоторые из них были промышленными. При убийствах присутствовали врачи. Их лица всегда были скрыты масками, но я видел за пластиковыми визорами широко распахнутые глаза.

Несмотря на обстановку и инструменты, убийства не были чистыми. Пеллонхорк подводил своих жертв к порогу смерти, потом заставлял врачей привести их в чувство и начинал допрос:

– Что случилось? Что ты видел? На что это было похоже?

Каждый раз ответы приводили Пеллонхорка в ярость. Если полумертвые люди еще были способны на связную речь, они не говорили того, что он хотел услышать, поэтому он обвинял их во лжи и снова брался за инструменты, пока наконец всякая связность не пропадала и он, крича, не позволял им умереть. Это повторялось раз за разом и не переставало быть устрашающим.

В операционной было две двери. Одна была входом из основной части медблока, а вторая вела в маленькое закрытое помещение, комнату rv, которая, как я раньше предполагал, никогда еще не использовалась. Во время перерывов, ожидая, когда медики приведут жертву в чувство, Пеллонхорк заходил туда. Он всегда проводил там не менее получаса и всегда выходил успокоившимся.

Я исследовал записи и понял, что в комнате rv не было камер. Неясно было, использует ли он установленное там оборудование, чтобы экономить свое время, или просто сидит в тишине. Я обратился к Песни за подсказкой и, обнаружив, что это довольно частая фантазия, которая изредка все-таки воплощается в реальность, решил, что он, скорее всего, там онанирует.

Это объясняло и отсутствие камер, особенно ввиду того, что во всех остальных помещениях дома они были. Я не стал бы об этом больше думать, но однажды заметил, что, когда Пеллонхорк вышел из комнаты rv, его руки были забрызганы кровью. Я отмотал запись и обнаружил, что заходил он туда чистым.

Я вернулся еще дальше, пересмотрел все случаи, когда он пользовался комнатой, и увидел, что на его хирургическом халате не раз появлялись новые брызги крови поверх тех пятен, что он посадил в операционной. Я пересчитывал их.

Пайреве я ни одну запись не показал и не особенно вдавался в детали, но убийства мы в конце концов обсудили.

– Может, он режет себя, – сказала она неровным голосом. Я удивился, насколько это ее потрясло, хотя она отлично знала о его подходе к бизнесу.

– Зачем ему это делать?

Она скорчила гримасу.

– Он может себя ненавидеть. Такое часто бывает.

– Только не Пеллонхорк. Он ненавидит всех остальных.

– Всех, кроме тебя, Алеф. Но это все равно может быть ненависть к себе.

– Или он просто сумасшедший.

Я сказал это впервые. Пайрева побледнела, и я склонился над столом, чтобы коснуться ее руки.

– Я не серьезно, – сказал я. – И вообще, не беспокойся. Здесь нет камер. Я регулярно проверяю. Мы можем говорить, что захотим.

После этого разговора я вернулся к архивам особняка, чтобы отыскать съемки монтажа комнаты rv, и обнаружил подробности установки двух капсул. В записях дома и циклолета были лакуны, которые в конце концов привели меня к реанимационному отделению городской больницы. Я отыскал тот день в больничной пьютерии и обнаружил, что там все стерто.