На рубеже двух столетий. (Воспоминания 1881-1914) - Александр Александрович Кизеветтер

избирательной комиссии я в этот день дежурил у урны. И я видел, в каком торжественном настроении подходили многие к урне, чтобы исполнить свой гражданский долг. Смотря на эту картину, можно было понять, что призыв к бойкоту выборов не имел никаких шансов на успех в широких общественных кругах.

На следующий день подсчет бюллетеней показал, что московские выборы явились для партии к.-д. точным повторением петербургской победы. И по всей России успех к.-д. был огромный. Цвет этой партии, все почти ее лидеры прошли в Думу. Милюков не вошел в состав Думы, конечно, только потому, что администрация устранила его от участия в выборах, придравшись к какой-то формальности.

К 22 апреля по подсчету комитета к.-д. партии из 302 избранных членов Государственной думы 199 (около 66 %) принадлежали к партии к.-д.

Ввиду такого результата важное политическое значение получал III съезд к.-д. партии, собравшийся в Петербурге перед самым открытием Государственной думы. Этот съезд заседал 21–25 апреля. Конечно, главной задачей съезда было определить основную линию поведения к.-д. в Государственной думе. С крайнего левого фланга общественности неслись настоятельные требования, чтобы Госуд. дума, не приступая к законодательной работе, сразу поставила правительству ультиматум немедленно созвать Учредительное собрание по всеобщему голосованию и предоставить этому собранию определение нового государственного строя. Иначе говоря, члены Думы призывались к чисто революционному акту, который мог бы иметь реальное значение только в том случае, если бы у населения были желание и возможность поддержать этот акт вооруженной силой. Крайне левые группы не считали и нужным доказывать, что страна готова к дальнейшей революционной борьбе, это признавалось самоочевидным, тогда как в этом-то и заключалась вся сущность вопроса. Как же выскажется по этому вопросу партия, которой, по всей видимости, предстояло занять в Думе руководящее положение? Ответить на это должны были постановления съезда, и вот почему этих постановлений ожидали как важного и ответственного политического шага. Резкое воинственное настроение чувствовалось на съезде, в особенности среди провинциальных членов, которые явились на съезд в очень повышенном настроении и под влиянием только что одержанных блестящих успехов на выборах, и под влиянием усиленной агитации со стороны крайних левых, и вследствие недостаточной осведомленности о действительном положении дел в данный момент. А действительное положение состояло в том, что правительственная власть чувствовала себя гораздо более укрепленной, нежели за несколько месяцев до того. Эвакуация театра бывшей войны продвинулась уже настолько, что власть не чувствовала более недостатка в войске; а кроме того, Витте перед своей отставкой сумел заключить заем, который развязывал правительству руки и ставил его в независимое положение от будущей Государственной думы на случай, если бы она встала на революционный путь. Сознание укрепленности своего положения правительство и проявило очень явственно: тотчас по открытии съезда к.д. были обнародованы Основные законы, право изменения которых было объявлено исключительной прерогативой монарха. Таким путем сразу значительно сужались права народного представительства. Этот акт вызвал большое волнение в обществе. С одной стороны, он обострял раздражение и тем усиливал революционное настроение; с другой — он указывал на то, что власть уже освободилась от растерянности, вызванной событиями за полгода перед тем, и что одними революционными настроениями без опоры в реальной силе уже нельзя было бы принудить ее к дальнейшим уступкам. Все это могло только укрепить центральный комитет к.-д. партии в сознании необходимости противопоставить нервическим эксцессам революционного радикализма ту позицию, которая вытекала из самой природы политического направления, лежавшего в основе к.-д. партии. Прения по основной тактической резолюции были продолжительны и напряженны. В конце концов была принята резолюция, которая и предопределила и линию поведения к.-д. фракции в I Государственной думе, и вое те зрения и конфликты, которые там возникали между к.д. и более левыми фракциями[17]. Сущность этой резолюции состояла в том, что съезд уполномочивал к.-д. фракцию Думы вести деловую законодательную работу в духе программы партии и смотреть как на лучший план действий в Думе именно на внесение и обсуждение соответственных законопроектов. Поэтому фракция уполномочивалась не останавливаться перед возможностью прямого разрыва с правительством, если повод к тому будет дан правительством и вся вина и ответственность за разрыв падет на него. Итак, возможность разрыва с правительством предусматривалась, и это означало, что партия ради избежания разрыва во что бы то ни стало не собиралась поступаться своими программными положениями. Но партия не желала также сама вызывать разрыв какими-либо демонстративными ультиматумами, не вытекающими из существа ее программы и ее задач. Она хотела показать стране, что ее цель — строить благо народа путем закономерной законодательной работы, и если власть сама эту работу прервет или поставит ей непреодолимые преграды, то населению будет ясно, кто является врагом преуспеяния народной жизни. Словом, этой резолюцией Государственной думе преподносилась задача бороться за благо народа, настаивая на проведении законодательных мер, вполне осуществимых, не фантастических, но глубоко видоизменяющих существующий порядок в духе демократических начал. И в этом-то решении коренились будущие трения в Государственной думе между к.д. и теми депутатами, которые заняли положение лидеров "трудовиков" и которые стремились побудить Думу к демонстративным шагам и решениям, могшим ускорить разрыв с властью по почину самой Думы. То были — Аникин, тип деревенского агитатора, способного вызывать наружу стихийные народные страсти, и Аладьин, бивший на эффект краснобай, в то время разыгрывавший роль первого тенора радикальной оппозиции, а впоследствии превратившийся в публициста "Нового времени".

Впрочем, трения между к.д. и "трудовиками" начались несколько позднее. Первые шаги Гос. думы — выбор президиума и вотирование ответного адреса на тронную речь — прошли еще в атмосфере солидарности. Помню частное собрание, которое было устроено накануне Думы в политическом клубе к.д. вместе с крестьянскими депутатами. Задачей собрания было обеспечить согласный выбор президиума и согласное принятие адреса. Эта задача была разрешена как нельзя более успешно. Винавер прочитал проект адреса, уже ранее обсужденный в центральном комитете к. д., и дал подробные популярные объяснения всех его частей. Потом вышел Муромцев, — всем уже было известно, что он выставляется кандидатом на пост председателя Думы, — и обстоятельно объяснил порядок думских заседаний и думской работы. Он очень понравился крестьянам и своей внушительной осанкой, и деловитой ясностью своей речи. Не сомневаюсь, что именно в этот вечер предрешился почти единогласный выбор Муромцева в председатели Думы; он был избран 425 голосами из 431-го, всего только шести голосов недоставало до единогласия! Идя с этого собрания домой, я слышал, как в кучке крестьянских депутатов на улице раздавались возгласы: "Что за речи, слаще меда!" Впоследствии, как я уже сказал, в