Две королевы - Джон Гай

Для английской королевы эти условия были явно выгодными. Они означали, что Мария ратифицирует Эдинбургский договор — если не по форме, то по сути, что позволит уладить разногласия последних пяти лет и гарантировать безопасность Елизавете. Но Марию это предложение тоже устраивало. Вероятно, она даже торжествовала. И действительно, уступки практически совпадали (на что она без стеснения указала) с теми, что предлагали «средний путь» пять лет назад. На таких условиях Мария подписала бы договор в любой момент со времени возвращения из Франции. И вот теперь речь идет именно о них — и это главное. Однако Мария видела и подводные камни. На пути к утверждению ее династических прав оставалось одно препятствие — завещание Генриха VIII. В завещании из числа наследников исключались Стюарты и прямо указывалось, что если Елизавета умрет бездетной, то английский трон унаследуют дети младшей сестры Генриха VIII, Марии, герцогини Саффолк.

Мария обратилась за советом к Роберту Мелвиллу. Она понимала, что ее козырь — организовать судебное рассмотрение завещания Генриха VIII, подлинность которого оспаривалась. Согласно третьему закону о престолонаследии, принятому в 1544 г., парламент предоставлял Генриху право определить наследников престола посредством «завещания, подписанного королем собственноручно». Сомнения вызывала именно «подпись». Под завещанием действительно стояла подпись, но не собственноручная подпись короля, а оттиск печати, которую использовал Генрих в последние месяцы своего правления. Эта процедура позволяла избавить короля, становившегося все более раздражительным, от необходимости подписывать официальные документы. Но завещание было не обычным документом, а уникальным, и по закону о престолонаследии король должен был подписать его лично. Поэтому аргументы Марии были вполне обоснованными. В государственном архиве и сегодня указывается, что завещание Генриха VIII скреплено «печатью». Поэтому утверждение Марии, что подписи свидетелей и факсимиле были «поддельны», то есть поставлены уже после смерти короля, вполне правдоподобно, хотя и недоказуемо. Елизавета тоже не отвергала это предположение. Она не слишком прислушивалась к последней воле отца, предпочитая Марию оставшимся сестрам Грей, каждая из которых тайно вышла замуж.

3 января 1567 г. Мария написала Елизавете, что согласна принять предложение «дражайшей сестры» при условии судебного рассмотрения завещания Генриха VIII. Поскольку было известно, что Елизавета готова распустить парламент — и действительно распустила его 2 января, — с судебным следствием необходимо было поторопиться. После еще одного обмена письмами обо всем удалось договориться. Именно о таком соглашении всегда мечтала Мария. 8 февраля она приказала Мелвиллу возвращаться в Лондон. Чувствовала она себя гораздо лучше, а перспектива нового договора наполняла ее радостью и счастьем.

Затем, в два часа ночи 10 февраля, когда Мелвилл все еще собирался в дорогу, был убит Дарнли. Как только весть об этом достигла Лондона, о примирении Марии с Елизаветой можно было забыть. 19 февраля Мелвилл прибыл в Лондон, но Сесил отказался пустить его в свой дом. Переговоры между Марией и Елизаветой прервались. Ни о каком судебном пересмотре завещания Генриха VIII уже не могло быть и речи.

Осень и зима 1566/67 гг. прошли под знаком примирения, и внезапное убийство короля Шотландии и двух его личных слуг стало настоящим шоком. Перспектива династического согласия между двумя британскими королевами сама по себе не может служить доказательством того, что Мария не играла никакой роли в убийстве и не знала о нем. Однако такая перспектива делает ее участие маловероятным. Косвенными же уликами ничего доказать нельзя. Тем не менее они создают, и достаточно убедительно, новый контекст для повторного расследования убийства Дарнли, вынуждая еще раз обдумать факты первого британского «порохового заговора».

В убийстве Дарнли присутствуют три отдельных элемента: заговор, преступление и прикрытие. При рассмотрении этого загадочного убийства очень интересно анализировать массу противоречивых свидетельств, которые его окружают. Здесь мы имеем дело с огромным количеством обвинений и опровержений, с многочисленными действующими лицами драмы. В спорах, продолжающихся больше четырехсот лет, никто не смог дать удовлетворительного объяснения, что случилось той ночью и почему. По-прежнему подвергаются сомнению основные факты: кто убил Дарнли, где именно он умер, почему было решено убить его с помощью взрыва пороха в доме, где он жил, но его, по всей видимости, задушили в соседнем саду после того, как он в два часа ночи перебрался через стену.

Поскольку беспристрастных отчетов в то время быть не могло, все рассказы о смерти Дарнли носят в определенной степени гипотетический характер. Кроме того, непонятны три составляющих уравнения: кто, где и почему. Факты об убийстве, исследованные впоследствии теми, кто хотел перевести стрелки на других, еще больше затуманиваются фактами о заговоре и о самом преступлении. Чтобы обеспечить прикрытие, факты смешивали с вымыслом, в результате чего появлялись новые версии, каждая со своей внутренней логикой. Эти версии не являются правдивыми описаниями событий, однако они важны для нас, поскольку указывают на мотивы тех, кто пытался скрыть свои действия или переложить вину на других. В конечном счете истории о смерти Дарнли стали жить собственной жизнью.

Но в первую очередь мы должны заняться самим заговором. Нужно понять, как получилось, что супруг Марии жил не в своих апартаментах в Холирудском дворце, а в арендованном доме на южной окраине Эдинбурга, погреба которого были наполнены порохом. Выглядит все просто, но у этой загадки есть несколько слоев.

Первый слой — архивный. Основные документы об убийстве Дарнли являются исключительно английскими, что ставит вопрос о предвзятости и выборочности. Но в данном случае указанные проблемы значительно усугубились, потому что в XIX в., когда эти архивы каталогизировались и собирались в большие тома в кожаном переплете, они были реорганизованы и перепутаны. Идея состояла в том, чтобы выбрать самые важные документы и расположить их в хронологическом порядке, но это проще сказать, чем сделать. Документы хранятся в Лондоне и разбросаны по разным собраниям. Например, одно такое собрание, разделенное между Британской библиотекой и Государственным архивом, включает массив рабочих документов первого министра Елизаветы Сесила. В других собраниях содержатся доклады графа Бедфорда, главного чиновника, ведающего границей, и губернатора Берика, а также его заместителя и военного советника, сэра Уильяма Дрери, и их подчиненных. Но в XIX в. при каталогизации из бумаг Бедфорда и Дрери были изъяты некоторые документы и добавлены к бумагам Сесила, чтобы заполнить пробелы. Другие были перемещены в соответствии с новым порядком переплетенных томов, в результате чего проследить их происхождение стало труднее. Например, вложение, присланное с сопроводительным письмом, могло быть отделено от самого письма, или наоборот. Но хуже всего, что многие документы были помечены ошибочными датами, и в таком неверном порядке отобраны для публикации, что ввело в заблуждение несколько поколений добросовестных исследователей. И наконец, если большинство собраний документов Сесила были опубликованы, то бумаги из Берика изучались поверхностно, и их потенциал в значительной степени недооценен. До настоящего времени ни один историк полностью не изучил их содержание — для этого требуется расшифровка многих томов рукописных документов, зачастую практически неразборчивых. Но и награда велика: в этих архивах, вне всякого сомнения, будут найдены новые удивительные факты, касающиеся обстоятельств смерти Дарнли.