Врачи. Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выжить человечеству - Шервин Нуланд

Ухудшение внешнего вида Игнаца Земмельвейса. Фотография слева была сделана в 1857 году, а правая – в 1861-м, вскоре после публикации «Этиологии». Ему было сорок два или сорок три года. (Любезно предоставлено доктором Джозефом Анталлом из медицинского исторического музея Земмельвейса, Будапешт.)

Существует общепринятое мнение, и во всех без исключения биографиях говорится, что причиной смерти Земмельвейса, обнаруженной при вскрытии, была та же болезнь, с которой он боролся всю свою профессиональную жизнь. В результате пореза, полученного при выполнении аутопсии своего последнего пациента, у него развилась гангрена. Патологические изменения в его теле полностью совпали с теми, что наблюдались у бесчисленных умерших матерей и точно такими же, как у погибшего мученической смертью Кольлецки. Эта в целом трагическая история гения послеродовой лихорадки, таким образом, приобретает иронично-поэтический оттенок. К сожалению, легенда о ранении, как и многие другие важные элементы мифологии, на самом деле не имеют фактического подтверждения. Сегодня доступны для изучения как первоначально представленные австрийцами результаты вскрытия в сочетании с данными экспертизы, фотографиями и рентгеновскими снимками останков, полученными столетие спустя после эксгумации, так и более поздние исследования. Я внимательно проверил все имеющиеся материалы и показал их нескольким патологоанатомам. Мы обнаружили убедительные доказательства того, что Игнац Земмельвейс, как и многие пациенты психиатрических лечебниц в то время, подвергался избиениям со стороны персонала заведения, пытавшихся усмирить его вскоре после поступления, и именно от полученных таким образом травм он скончался спустя две недели.

Очевидно, что в последние годы жизни Земмельвейс страдал от острого органического церебрального синдрома. Из имеющихся опубликованных материалов доктор Элиаса Э. Мануэлидис, директор факультета невропатологии Йельской медицинской школы, сделал однозначный вывод, что нет достаточных оснований диагностировать у Земмельвейса сифилис – болезнь, которую ему всегда приписывали биографы. Он предполагает, что органические изменения могли быть результатом неизвестной в 1865 году пресенильной деменции Альцгеймера, клинико-патологическая картина которой гораздо больше согласуется с опубликованными описаниями симптомов, результатов вскрытия и фотографиями Земмельвейса, чем сифилис.

С 1978 года, когда доктор Мануэлидис поставил свой диагноз, выяснилось, что болезнь Альцгеймера встречается довольно часто среди пациентов старшей возрастной группы. В действительности это заболевание поражает в большинстве случаев пожилых людей. Но синдром, описанный Алоисом Альцгеймером в 1907 году, был выявлен и у больных среднего возраста, и именно поэтому он получил название «пресенильный». Клиническими признаками такого типа заболеваний являются ухудшение умственных способностей, памяти и поразительно быстрое старение пациентов среднего возраста, при этом симптомы становятся все более выраженными в течение нескольких лет и, в конце концов, приводят к смерти. Среди характерных особенностей синдрома – тревожность, гиперактивность и практически полная утрата способности к суждениям и умозаключениям. Все вышеперечисленные симптомы часто упоминались в описаниях наблюдений, сделанных в период ухудшения состояния Земмельвейса. Поскольку некоторые из них встречаются также в определенных случаях нейросифилиса, в частности потеря памяти, гиперактивность и заметное изменение внешнего вида, которые имели место в истории с Земмельвейсом, типичном случае характерного проявления болезни Альцгеймера, они не без оснований склонялись к этому диагнозу. Фотографии являются убедительным доказательством быстрого процесса старения между 1857 и 1861 годами.

Патологические изменения мозга Земмельвейса также подтверждают старческую деменцию, так как они чаще всего предполагают выраженную церебральную атрофию и компенсаторную гидроцефалию, которую нетрудно увидеть невооруженным глазом. Хотя подобные изменения происходят и во многих случаях сифилиса, они проявляются не так явно, как при болезни Альцгеймера.

Я не психоаналитик. В критические периоды личной и семейной жизни Земмельвейса произошел ряд значительных, нарушающих эмоциональное равновесие событий, и многие из них, несомненно, оказали свое деструктивное влияние. О некоторых было упомянуто намеренно очень кратко в этой главе. Другие детали и обстоятельства ждут изучения другими авторами. Мой резюмирующий тезис можно сформулировать в нескольких абзацах: всю свою жизнь Игнац Земмельвейс с тоской смотрел на себя как на неудачника и аутсайдера; сын бакалейщика из захолустья, приехавший со своим неуклюжим немецким диалектом в великолепную столицу великой Австрийской империи, столицу, где, как ему казалось, на людей с его происхождением смотрели свысока и в профессиональной, и в социальной сферах жизни. Благодаря напряженной работе и гениальности ума он совершил монументальное открытие, озаренный ярким светом восходящей звезды новой австрийской медицины. Но среди избранных специалистов, прекрасно владевших литературным немецким языком, он никогда не считал себя достойным членом команды; он стеснялся писать и выступать на общественных форумах. Тогда как более уверенные в себе люди могли спокойно воспринимать критику, Земмельвейс в каждом замечании видел еще один факт остракизма и личного неприятия. Вскоре его теория и его самооценка слились в его сознании воедино. Даже когда до победы оставался один шаг, его представление о себе как о неудачнике и неуклюжем аутсайдере не изменилось. Сосредоточившись на небольшом промахе, он сбежал с освещенной солнцем арены, где лишь еще немного времени и несколько дополнительных выступлений принесли бы ему признание как одному из выдающихся европейских клинических исследователей. Друзей и сторонников Земмельвейса ошеломил его поступок. Но то, что они восприняли как предательство, было просто смятением жалкого маленького Наси, страдающего от чувства уязвленной гордости, вздорного бедолаги, который не мог представить себя профессором, одержавшим победу над венским мракобесием.

Но побег в Пешт не решил его проблем. На волне мадьяризации[15] он носил венгерский национальный костюм и читал лекции на венгерском языке, но все еще оставался аутсайдером, возможно, считая, что мадьяры смотрели на него как на немца, а немцы – как на второсортного венгра. Несмотря на большой успех, достигнутый воплощением его идеи в Пеште, любая критика стала для него непереносимой, так как воспринималась им как очередное подтверждение невозможности добиться признания и неизбежности неудачи. И, наконец, в приступе безумия, которое было отчасти органическим, а отчасти неотвратимым результатом его почти сознательного самопророчества, он стал Самсоном Агонистом, слепым и яростным, пытавшимся снести столпы храма сопротивления его теории в надежде уничтожить тех, кого считал своими врагами, даже если это означало его самоуничтожение. Когда его битва была окончена, только Земмельвейс был мертв, а храм сопротивления остался стоять на месте.