Витте - Сергей Ильин

В поездке по Европе С. Ю. Витте сопровождали жена и дочь. С ними он не расставался вплоть до самой посадки на корабль. Океанский лайнер «Император Вильгельм Великий» вышел в море 14 июля в 14.00. Пассажиров оказалось много: писатель Д. Маккензи-Уоллес, близкий к Витте журналист Э. Диллон, корреспонденты ведущих европейских газет. Русских было двое — А. Н. Брянчанинов от «Слова» и Б. А. Суворин от «Нового времени». А. Н. Брянчанинов запомнился первому уполномоченному как молодой человек со способностями, пронырливый, крайне неспокойный, «…весьма неосновательный и легкомысленный… проводил мысль о необходимости для России мира во что бы то ни стало и своею болтовнёю вредил переговорам не в пользу России, насколько, конечно, мог им навредить молодой, неглупый болтун корреспондент Брянчанинов»65.

Главе русской делегации выделили комфортабельную каюту из двух отделений с ванной. Остальные члены делегации разместились в каютах поплоше. С первым уполномоченным ехало двое слуг — русский и англичанин.

Из первого дня общения с С. Ю. Витте Коростовец вынес впечатление: надолго в Америке оставаться им не придется. Уже 15 июля он получил указание разузнать расписание обратных рейсов. Своими мыслями о безотрадных перспективах еще неначавшихся переговоров — японские условия мира неприемлемы и разрыв неминуем — С. Ю. Витте поделился с корреспондентом газеты «New York Herald». Они произвели фурор среди газетчиков. Вообще на корабле С. Ю. Витте много общался с корреспондентами, охотно раздавал автографы многочисленным пассажирам огромного корабля. С членами русской делегации говорил о наболевшем: наместнике Е. И. Алексееве, А. Н. Куропаткине, беспорядках во внутреннем управлении. Особенное возмущение у него вызвало награждение Е. И. Алексеева Георгиевским крестом. И. А. Коростовцу запомнилось, с каким негодованием С. Ю. Витте рассказывал о том, что раненных в Маньчжурии русских солдат довозили до Челябинска без перемены белья.

17 июля капитан показал С. Ю. Витте свой корабль: помещения второго класса, кладовые, кухню, холодильники и даже пивной погреб. «За обедом опять говорили о будущих переговорах. Витте сказал, что хотя общее направление обнаружится с первых же заседаний, но он в состоянии будет принять решение и вообще выяснить положение дела лишь после прибытия в Америку капитана Русина, едущего с театра войны и имеющего точные сведения об армии»66.

Кормили пассажиров обильно и вкусно: первый завтрак между 8 и 10, в 13 часов второй завтрак с огромным списком блюд на выбор; между ними бульон и сэндвичи, поглощаемые где придется. Первый уполномоченный завтракал у себя в каюте, обедал вместе с делегацией. Из напитков за обедом предпочитал свое любимое шампанское, которым угощал сидевших рядом с ним. Одевались просто, С. Ю. Витте — в свой неизменный темно-серый костюм. Вообще к своей внешности он относился довольно пренебрежительно.

Развлекались игрой в шары и карты по маленькой. Партнерами С. Ю. Витте за карточным столом обычно становились Ф. Ф. Мартене и И. П. Шипов. «Витте любит Шилова и питает к нему неограниченное доверие, ценя его как добросовестного и талантливого исполнителя своих идей и преданного человека», — записал И. А. Коростовец67. Вечера проходили в курительной комнате за чаем (С. Ю. Витте взял с собой в Америку запас чая) и разговорами. Выяснилось, что профессор Ф. Ф. Мартенс скучен, любимая тема его — воспоминания о тех международных конференциях, где он работал экспертом; генерал Ермолов — «мил и корректен», Набоков — «умен и сдержан». Иногда С. Ю. Витте отправлялся в гостиную послушать игру и пение пассажиров. И. А. Коростовец вынес впечатление, что его начальник понимал в музыке толк68.

Члены делегации не уклонялись от неформального общения с корреспондентами. Уже упоминавшийся корреспондент газеты «New York Herald» был аккредитован при штабе русской армии в Маньчжурии. Под Мукденом он попал в плен к японцам, был ими отпущен под честное слово не общаться более с русской армией. Он рассказывал, что японцы совсем не утомлены войной, их армия отличается высоким боевым духом — даже раненые рвутся из госпиталей обратно на боевые позиции.

Свою будущую тактику на переговорах с японцами С. Ю. Витте обдумывал в пароходной каюте целых шесть дней. Наконец он решил остановиться на следующем поведении: во-первых, не показывать, что Россия желает мира — русский царь согласился на переговоры только ввиду «…общего желания всех стран, чтобы война была прекращена»; во-вторых, держать себя как подобает представителю великой державы, «у которой приключилась маленькая неприятность»; в-третьих, учитывая громадную роль прессы в Америке, «вести себя особливо предупредительно и доступно ко всем ее представителям»; в-четвертых, демократизмом поведения постараться привлечь к себе симпатии американцев; в-пятых, не относиться враждебно к евреям, что, впрочем, «совершенно соответствовало моим взглядам на еврейский вопрос вообще»69.

В соответствии с выработанным планом они действовал. 20 июля «Вильгельм Великий» прибыл в Нью-Йорк. На борту С. Ю. Витте обступили журналисты с традиционными вопросами. Профессор Ф. Ф. Мартенс прочел составленное лично С. Ю. Витте и переведенное на английский язык Э. Диллоном приветствие к американскому народу. В заключении приветствия говорилось: «И если бы моя миссия в некоторых отношениях оказалась непроизводительной и попытка найти общую основу для мирных переговоров в данную минуту не удалась, то это явное доказательство дружбы, данное его императорским величеством царем и русским народом, все же останется, как памятное событие, чреватое, надеюсь, глубокими благодетельными последствиями для великих народов Запада и Востока»70.

Прием русской делегации американским правительством и народом превзошел все ожидания. Русские были поселены в гостинице «St. Regis» на углу 5-й авеню, недалеко от Центрального парка. Японцы, прибывшие неделей ранее русских, разместились в гостинице «Waldorf Astoria» на той же улице. Запись в дневнике И. А. Коростовца: «Витте отведено в третьем этаже четыре больших комнаты, спальня, гостиная, кабинет и столовая, так называемый suite. Обстановка комнат роскошная, но без банальности и совсем не напоминает отеля. Барон в седьмом этаже, я в пятом (плата по 6 долларов в день). Остальные наши товарищи расположились между 5 и 18 этажами. При каждой спальне отдельная комната с ванной и уборной. Кроме того, в комнатах большие чуланы для платья. Светло, чисто, просторно, а главное, комфортабельно. Телефон в самой комнате, несколько электрических лампочек. Таких гостиниц я в Европе еще не видел. В первом этаже огромная столовая, приемная, читальня, несколько гостиных, бар, телеграф, телефон, внизу парикмахер; во втором этаже также ряд гостиных и залы. Обстановка богатая, но без вычурности… Я уже бывал в Америке раньше и несколько знаком с американской жизнью и американцами. Сначала они кажутся расчетливыми материалистами, чуждыми идеализма и человеческих слабостей. Затем, когда их узнаешь ближе, начинаешь ценить высокие нравственные качества этих мужественных свободолюбивых граждан этой великой страны»71.

21 июля С. Ю. Витте вместе с агентом русского Министерства финансов Г. А. Виленкиным и в сопровождении двух полицейских в штатском отправился на экскурсию по городу. Заглянул на Нью-Йоркскую фондовую биржу; проезжая через бедный эмигрантский квартал, остановился, зашел в садик, где играли дети, взял на руки ребенка и поцеловал его. Местные жители, преимущественно еврейской национальности, узнав, что это С. Ю. Витте, устроили ему овацию. Затем он поднялся на крышу самого высокого из нью-йоркских небоскребов и полюбовался панорамой города. Нью-Йорк произвел сильнейшее впечатление на русскую делегацию, даже на И. А. Коростовца, который бывал в нем раньше: «Недостает разве отпечатка времени и истории, составляющих прелесть старых европейских городов, но зато много оригинальности и безграничного размаха. Мои товарищи подавлены грандиозным масштабом всего окружающего, лихорадочностью и демократичностью американцев, столь мало похожих по своим идеям и привычкам на нашего брата. Впрочем, демократичность не мешает классовой розни, которая, по-моему, даже заметнее, чем в Европе. Американец-миллионер, пожалуй, дальше от рабочего, чем наш барин от мужика»72.