Витте - Сергей Ильин

Иконы не помогли. С каждым месяцем дела на Дальнем Востоке шли хуже и хуже. Поражения русской армии следовали одно за другим — сначала Ляоян, затем Шахе, сдача Порт-Артура и в феврале 1905 года Мукден. Внутренняя атмосфера в государстве как бы сгущалась в преддверии грозы. Вот строки из письма С. Ю. Витте А. Н. Куропаткину: «Я того мнения, что, при данных обстоятельствах и людях, выхода, от людей зависящего, нет; если он явится, то не от людей, а от Промысла. Одно ясно, что с Петра Великого Россия еще в таком грозном положении не была. Это несомненно. И более всего трагично то, что не обстоятельства, а безумие (явное безумие), слабость, мелкота характера и помышлений, т. е. люди, привели Россию в такое положение. Не внешние исторические течения нас довели до сего, а мы сами себе все это уготовили, сами искали, как бы найти вонючее болото, чтобы окунуться в него по уши. Нашли и окунулись, а вылезти не можем. Пожалуй, еще как-нибудь вылезли бы, а тут со всех углов повылазили пчелы, летучие мыши и проч. само по себе дрянь — да давай кусать и щипать. А ведь если простая муха отравит свое жало, то от укуса смерть. А если она укусит большого человека, то масса мелких падает…»55

В середине мая 1905 года русское общество было потрясено страшным разгромом эскадры Рождественского в Цусимском проливе. Страна резко сдвинулась влево — даже московские купцы, которые раньше и слышать не хотели ни о каких реформах в государстве, теперь сочувственно внимали речам «болтунов», как они прежде называли глашатаев либеральных воззрений.

Где выход? 24 мая 1905 года в Царском Селе под председательством императора Николая II состоялось совещание с высшими чинами армии для обсуждения дальнейших военных планов. Большинство присутствовавших высказались за немедленное окончание войны.

Политическое руководство Японии, несмотря на победы, стремилось к скорейшему заключению мира. 18 мая, через три дня после Цусимского сражения, министр иностранных дел Японии Ютаро Комура направил японскому послу в Вашингтоне предписание. Ему поручалось выяснить, не возьмет ли американский президент на себя инициативу усадить воюющие стороны за стол мирных переговоров. 23 мая американский посол в России Дж. Мейер получил от президента Теодора Рузвельта указание просить царя о личной аудиенции, в ходе которой постараться убедить его, что дальнейшее продолжение войны абсолютно безнадежно и может привести к потере всех дальневосточных владений России.

Беседа Дж. Мейера с Николаем II состоялась 25 мая, на другой день после военного совещания. Приведенные Мейером аргументы убедили царя, все еще находившегося под впечатлением высказанных русскими военными неприятных истин, и он дал принципиальное согласие на участие в мирных переговорах. 26 мая американский президент Т. Рузвельт официально обратился к России и Японии с предложением начать переговоры о мире. Местом для них был выбран небольшой курортный город Портсмут в штате Нью-Гемпшир.

Главой русской делегации предстояло стать А. И. Нелидову, русскому послу в Париже. После его отказа выбор пал на Н. В. Муравьева, посла в Риме. На докладе В. Н. Ламздорфа с предложением послать на переговоры председателя Комитета министров император наложил резолюцию: «Только не Витте». Затем к его кандидатуре пришлось вернуться ввиду того, что и Н. В. Муравьев уклонился от назначения. Министр иностранных дел нанес С. Ю. Витте личный визит и от имени царя просил его возглавить русскую делегацию на мирной конференции. В. Н. Ламздорфа Николай II выбрал для этой миссии не случайно — он был в дружеских отношениях с С. Ю. Витте и так же, как он, совершенно открыто выступал против политики, проводившейся накануне войны в Маньчжурии и Корее.

В. Н. Ламздорфа, его деловые и нравственные качества С. Ю. Витте всегда оценивал высоко — «прекрасный человек, отличного сердца, друг своих друзей, человек в высшей степени образованный». Единственный недостаток, который С. Ю. Витте в нем отмечал, — излишняя мягкость, податливость и уступчивость. «Государь знал, что он далее мнений, выраженных в очень дипломатической форме, не пойдет, и не обращал на него внимания. Ему даже дали мысль, что граф Ламздорф так говорит потому, что я так говорю, а как только я буду устранен, он переменит свое мнение. Мнения он не переменил, но продолжал ограничиваться мягкими, а иногда и несколько противоречивыми дипломатическими нотами на имя его императорского величества»56.

Согласие свое С. Ю. Витте дал и 1 июля 1905 года был утвержден в качестве первого уполномоченного для ведения мирных переговоров с Японией57. Николай II сердечно поблагодарил С. Ю. Витте за то, что он не отказался от назначения, а за разъяснением обстоятельств текущей военной ситуации отправил к великому князю Николаю Николаевичу.

Великий князь Николай Николаевич в 1905 году возглавлял Совет государственной обороны. Следовало ожидать, что он располагает самой полной информацией о положении на театре военных действий. Она оказалась неутешительной. По данным русского Генштаба, на 17 июня 1905 года в трех маньчжурских армиях в строю находилось не свыше 327,5 тыс. штыков. С учетом ожидавшихся подкреплений их число к началу октября могло быть доведено до 385 тыс. Японцы же, по русским данным, имели под ружьем 385 тыс. да еще около 200 тыс. ожидали отправки в Маньчжурию у себя на родине58. Самое большее, на что можно было рассчитывать, предупредил С. Ю. Витте великий князь, это оттеснить японцев в пределы Кореи и Квантунского полуострова. Для этого потребуется около миллиарда рублей денег и год времени. Но без военного флота последующие успехи и победоносное завершение войны были невозможны. С флотом покончено — по-военному коротко очертил ситуацию управляющий Морским министерством.

В мемуарах С. Ю. Витте не упомянул еще об одном своем визите. 4 июля 1905 года он посетил генерала А. Ф. Редигера, только что назначенного военным министром. У него в кабинете С. Ю. Витте застал начальника Генерального штаба А. А. Поливанова. «Я ему сказал, — пишет А. Ф. Редигер, — что оборона представляется мне надежной, так как войска уже не вытянуты в нитку, как у Куропаткина, а сосредоточены, и армии снабжены всем нужным; но в успех наступления я не верю, так как мы уже пытались наступать, да не сумели, на Линевича я надежд не возлагаю, да и не видно с его стороны какой-либо подготовки к наступлению. Поливанов присоединился к моему мнению. Тогда Витте заявил, что он совершенно согласен со мною, и просил меня так и говорить государю, дабы мы не противились напрасно заключению мира»59.

Императору об этом говорить не пришлось, так как он сам с А. Ф. Редигером на эту тему не заговаривал, считая мирные переговоры не его делом. До самого начала августа о ходе переговоров в Портсмуте военный министр не имел никаких сведений, кроме газетных.

Николай II не очень сочувствовал идее заключения скорейшего мира. Втайне он рассчитывал на перелом ситуации на Дальнем Востоке — все время, пока в Портсмуте шли переговоры, в Маньчжурию направлялись подкрепления: пехотные, кавалерийские и артиллерийские части. В своих мечтах и надеждах монарх получал поддержку обоих «выдающихся» полководцев — А. Н. Куропаткина и Н. П. Линевича. После поражения под Мукденом в командном составе Маньчжурской группировки русских войск произошла рокировка: Н. П. Линевич вступил в верховное командование армиями, а Куропаткин переместился на должность командующего армией, которую прежде занимал Н. П. Линевич.