Шпион особого назначения - Андрей Троицкий

Самая большая комната Дома культуры была отдана московским гастролерам. Устроившись на подоконнике, мужчина в черном костюме настраивал гитару. У большого зеркала женщина расправляла складки на длинном платье с серебряной вышивкой на подоле. В дальний угол забился чтец декламатор, худой, как жердь, облаченный в темный фрак и концертную бабочку. Чтец, закрыв глаза, бубнил себе под нос стихи, которые выучил сегодня днем: «В пору, когда отцветает акация, желтых измен семена не благие»…

Истомин сидел рядом с дверью у конторского стола, застегивал стоявшую на коленях кожаную сумку. Только что он, не изменив своей привычке, тяпнул сто пятьдесят водки и закусил бутербродом. Когда артисты побежали посмотреть, что случилось в зале, он не двинулся с места. Чтобы там не произошло, хоть потолок обвалился, Истомина это не колышет.

Колчин подошел к Истомину, наклонился к его уху: – Я от вашего брата, от Леонида, – скороговоркой прошептал Колчин и потянул Истомина за рукав. – Быстрее, прошу вас. Леня ждет в подвале. Нужно поговорить. Срочно. Ну, скорее же.

Истомин встрепенулся, засунул сумку под стол, вслед за незнакомцем вышел из комнаты. Никто не посмотрел ему вслед. Мужчина с гитарой, подтягивал колки и укреплял зажим на грифе своего инструмента. Певица крутилась у зеркала и никак не могла расправить вышитый серебром подол платья. Чтец запамятовал последнее четверостишье и теперь лихорадочно листал странички поэтического сборника, отыскивая заветное стихотворение.

– Идите за мной.

Колчин показал рукой в сторону темного коридора, ведущего к служебной лестнице. Он распахнул дверь с табличкой «пожарный выход», пропустил Истомина вперед. Лестницу освещала тусклая лампочка, покрытая сантиметровым слоем пыли.

– Сюда, – Колчин, перебирая ступеньки ногами, снова забежал вперед, показывая дорогу. – Не споткнитесь, тут темно.

– А что случилось? – спросил Истомин придушенным голосом. – У Леонида проблемы? Я так и знал.

– Большие проблемы, – зловещим шепотом сообщил Колчин. – За вами следят ребята из ФСБ. Вы не заметили слежку?

– Вчера крутился рядом какой-то подозрительный тип. Но я не придал значения…

Спустились в подвал, Колчин открыл дверь, пошел полутемным подземным коридором, по потолку которого тянулись трубы теплоцентрали. Воздух внизу был тяжелым, застоявшимся, пропитанным влажными нездоровыми испарениями. Истомин резво двигал ногами, дышал тяжело, с хриплым свистом. Но едва поспевал за Колчиным.

В свое время Дом культуры «Факел» планировали отдать под городской дворец офицеров, попадающий в реестр важных военных объектов, поэтому под землей соорудили вместительное бомбоубежище и несколько выходов на поверхность. Планы проектировщиков по каким-то причинам изменились, а вот бомбоубежище осталось на своем месте. Позднее подземным коммуникациям нашли применение: вдоль коридора бомбоубежища проложили теплотрассу от котельной к ближайшему жилому микрорайону.

Колчин сбавил темп, остановился, толкнул ногой железную дверь. Заскрипели ржавые петли. Колчин вошел в тесную комнату, поманил рукой Истомина. Тот перешагну порог, осмотрелся. Посередине комнаты стоял деревянный стул, с потолка, перекинутая через трубу, свешивались бельевая веревка со скользящей петлей на конце.

– Садись на стул, – скомандовал Колчин.

От удивления у Истомина отвалилась челюсть.

– Что? – не понял он.

Вместо ответа, Колчин коротко размахнулся и влепил кулак в расслабленный живот артиста. Охнув, Истомин согнулся пополам. И получил кулаком в печень. Колчин левой рукой схватил Истомина за волосы, на правую ладонь намотал галстук, дернул противника на себя, усадил его на стул. Истомин попытался встать. Но Колчин болевым приемом до хруста вывернул ему пальцы. Истомин закричал и получил увесистую пощечину.

Колчин вытащил их кармана, вложил в руки Истомина блокнот и карандаш.

– Пиши, – приказал Колчин.

– Где мой брат?

– Заткнись, тварь. Убью. Молчи и пиши.

Истомин всхлипнул, все происходящее казалось ему дурным жутким сном. За что? Почему? В чем его вина? Вопросы жгли сердце, но ответов не было. Разум наполняли тревожные страшные видения. Казалось, сейчас погаснет свет, а с потолка из этих ржавых труб польется, рекой хлынет кипяток, в котором Истомин и сварится заживо. Он поднял голову и увидел черный ствол пистолета, направленный ему в глаз.

Колчин большим пальцем взвел курок, приставил дуло ко лбу Истомина.

– Ты напишешь несколько слов в блокноте. И останешься цел. Даже получишь деньги. На автобус. Чтобы доехать до дома.

Пальцы Истомина мелко вибрировали, голова тряслась.

– Не волнуйся, придурок, – успокоил Колчин. – Просто пиши.

– Что писать?

– Диктую: «Я не хочу больше участвовать в этом дешевом представлении, в этом цирковом балагане. Мне все надоело. Эта унизительная для человеческого достоинства работа, эта проклятая жизнь. Я устал, я смертельно устал». Так и пиши.

– Смертельно? – подняв голову, переспросил Истомин.

– Вот именно. Смертельно… Устал… Запятую вот здесь поставь. Молодец. Ты вообще-то грамотный малый. И вот здесь точку пропустил. Молоток.

События в зрительном зале развивались своим чередом. Котов валялся на сцене и бился в судорогах. Конферансье попытался подступиться к нему, но получил чувствительный удар в пах носком ботинка и, охнув, убрался. Ардман тоже наклонился к эпилептику, желая помочь, и получил кулаком в ухо. По залу бежал громкий шепоток: «припадок, человеку худо, надо врача, эпилепсия». Зрители поднимались со своих мест, обступали сцену. Наркологи из медицинского центра, сидящие за столом, растерялись. Ясно, эпилепсия не их профиль. Кто-то из самых догадливых уже вызвал «скорую».

Котов выгнулся дугой. Оттолкнувшись от сцены каблуками ботинок, поднял таз, снова грохнулся на сцену спиной. Ударил по доскам сжатыми кулаками. Тонко и пронзительно, в голос, закричал. Затем подскочил, как ужаленный, сел, потянулся рукой к столу. С силой дернул на себя синюю скатерть. На пол посыпались вазы с цветами, покатились бутылки с водой. Котов опять упал на спину, закричал еще громче.

Неожиданно из его рта пошла серая пена, имеющая какие-то радужные химические оттенки. Сотрудники «Благовеста» повскакивали с мест. Ардман, бегая взад-вперед, хватился то за голову, то за отбитое ухо. Он понял, что сегодняшний праздник трезвости скомкан, безнадежно испорчен этим чертовым эпилептиком. Пена лезла изо рта Котова, словно из испорченного огнетушителя. Он извивался, бился, не подпуская к себе людей, отталкивал их ногами. Выкрикивал короткие ругательства, переворачивался с живота на спину и обратно, тряс сжатыми кулаками.

Воспользовавшись суетой, Беляев поднялся со своего кресла, никем не замеченный выскользнул из зала. Пересек фойе, вышел на улицу, завернул за угол Дома культуры. Во дворе дома через улицу, он сел за руль «Жигулей», завел двигатель и стал ждать Котова.