Нова. Да, и Гоморра - Сэмюэл Дилэни

— Спасибо. — По-другому сказать он не умел, но чувствовал, что этих слов мало, и поэтому медленно повторил: — Спасибо тебе.

Немного погодя она отстранилась, и он опять увидел ее заплаканное лицо и бездонные глаза.

— Тебе нравится песня?

Он заморгал. И внезапно понял, что в голове по-прежнему звучит та же музыка.

— Ты снова… слышишь мои мысли?

— Нет. Но ты думал об этом раньше, а мне просто интересно.

Бадди немного подумал.

— Ага, — кивнул он. — Ага, очень нравится. Мне от нее… хорошо.

Она помолчала и призналась:

— Мне тоже! По-моему, это прекрасная песня. Я думаю, музыка Фауста такая… — и следующее слово она прошептала, будто это что-то неприличное, — живая! В ней жизнь, какой она должна быть! В ней есть все, но боль упорядоченная, в ней есть смысл и порядок, так что снова почти хорошо. А ты так же чувствуешь?

— Н-не знаю… Мне она просто нравится.

— Наверное, — сказала Ли с легкой печалью в голосе, — людям нравится одно и то же по разным причинам.

— Тебе эта песня сильно нравится. — Он опустил глаза, пытаясь понять, как именно ей нравится песня. Но у него ничего не вышло. На его пижаме были темные пятна от ее слез. Он не хотел, чтобы она плакала. Подняв глаза, он улыбнулся. — А знаешь, сегодня утром я чуть его не увидел.

— Фауста? Ты видел Брайана Фауста?

Он кивнул:

— Почти. Я работаю в бригаде ремонтников в Кеннеди. Когда это случилось, — он показал на глаз, — мы как раз обслуживали его лайнер.

— Его корабль? Ты?

Удивлялась она совершенно по-детски, и ему это нравилось.

— Может, я увижу его, когда он будет улетать, — похвастался Бадди. — Я могу попасть туда, куда никого не пускают. Кроме работников космопорта.

— Я бы… — она чуть не задохнулась от волнения, — я бы все отдала, чтобы хоть одним глазком на него взглянуть! Все, что угодно!

— Сегодня утром там было столько народу, просто ужас. Чуть не прорвали оцепление. А я мог просто стоять и смотреть, как он выходит. А я не догадался.

Она во все глаза смотрела на него, сжав крохотные кулачки на краю кровати.

— Ну, я, наверное, увижу его, когда будет улетать.

Бадди наконец добрался до своих пуговиц и стал перезастегивать их правильно.

— Вот бы мне тоже его увидеть!

— Слушай, а давай я скажу, что ты моя сестра. Я думаю, Бим тебя пропустит. Бим — это наш бригадир. — Бадди глянул на ее темное лицо. — Ну, может, не родная. Двоюродная.

— Ты возьмешь меня с собой? Ты правда возьмешь меня с собой?

— Конечно. — Он протянул руку, чтобы подергать ее за нос, но промахнулся. — Ты для меня так много сделала. Чего бы не пойти, если тебя отпустят…

— Миссис Лоуэри! — прошептала Ли и отступила от кровати.

— …из больницы. А?

— Они обнаружили, что я удрала! Меня зовет миссис Лоуэри. Она говорит, что видит, где я, а доктор Гросс уже идет сюда. Меня хотят отправить обратно в палату.

Она подбежала к двери.

Дверь открылась.

— Ли, вот ты где! С тобой все в порядке?

В дверях стоял доктор Гросс. Он схватил ее за руку. Она пыталась вырваться.

— Отпустите меня!

— Эй! — заорал Бадди. — Что вы делаете, она же еще маленькая!

Он заметался на кровати.

Доктор Гросс округлил глаза:

— Я хочу отвести ее обратно. Она здесь на лечении. Ее палата в другом крыле, и она должна быть там.

— А сама она хочет? — решительно спросил Бадди, отбрасывая простыни.

— Она очень нездорова! — отпарировал доктор Гросс, нависая над кроватью. — Мы пытаемся ей помочь, неужели вы не понимаете? Не знаю, кто вы такой, но мы пытаемся спасти ей жизнь. Ей нужно вернуться в палату!

Ли билась головой о бедро доктора Гросса.

— О, Бадди!..

Он спрыгнул с кровати и размахнулся кулаком, но промазал. Из-за параллакса и еще потому, что в середине замаха решил превратить удар в широкий жест. Он был не в Исправительной колонии штата Луизиана. Осознание пришло, как приходит осознание звучавшей в голове музыки, когда она смолкнет.

— Постойте! — крикнул Бадди.

За дверью доктор говорил:

— Миссис Лоуэри, отведите, пожалуйста, Ли в ее палату. Дежурная сестра знает, какие лекарства ей нужно принять.

— Хорошо, доктор.

— Постойте! — еще раз крикнул Бадди. — Пожалуйста!

— Извините, — сказал доктор Гросс, заходя обратно. Уже без Ли. — Нам пришлось срочно отправить ее в палату и дать успокаивающее. Поверьте, я очень сожалею, что так вышло.

Бадди сел на кровать и скривился:

— А что… что с ней такое?

Доктор Гросс некоторое время молчал.

— Наверное, я должен вам объяснить, что трудно, поскольку я и сам не знаю. Из трех человек с доказанными телепатическими способностями, выявленных с тех пор, как мы стали изучать этот феномен, Ли самая одаренная. Она удивительный ребенок, с невероятно творческим складом ума. Но сознание ее глубоко травмировано — и все из-за того, что она слышит, как страдают другие люди. Она постоянно хочет покончить с собой, а мы пытаемся ее спасти. Но если оставить ее в покое, через какое-то время, иногда через несколько недель, иногда через несколько часов, она сделает попытку себя убить.

— А когда она поправится?

Доктор Гросс сунул руки в карманы и уставился на свои сандалии.

— Боюсь, чтобы вылечить душевное расстройство, надо прежде всего оградить пациента от душевных травм. В случае Ли это невозможно. Мы не знаем даже, какая часть мозга отвечает за телепатию, и не можем прибегнуть к лоботомии. Лекарства мы тоже пока не нашли. — Он пожал плечами. — Мы очень хотим ей помочь. Но, глядя объективно, я не верю, что она вообще поправится. Такой она будет до конца жизни. И чем раньше вы о ней забудете, тем меньше вреда ей причините. Спокойной ночи. Еще раз извините, что так вышло.

— Спокойной ночи.

Бадди немного посидел на кровати. Потом выключил свет и лег. Уснуть никак не удавалось, пришлось три раза мастурбировать. Наконец он погрузился в беспокойный сон. Однако утром он по-прежнему помнил чернокожую девочку, которая пришла к нему и разбудила… разбудила в нем столько всего.

На утреннем обходе врачи огорчились, что повязка сдвинута, и говорили про симпатическую офтальмию. Потом исследовали левую роговицу и удалили последние металлические пылинки. В клинике его продержали еще три дня, приводя в норму давление стекловидного тела и внутриглазной жидкости для профилактики прежде не выявленной склонности к глаукоме. Врачи объяснили, что то, отчего иногда туманится его левый глаз, — это плавающее помутнение стекловидного тела и причин для беспокойства нет. Сказали посидеть дома недели две. И повязку с глаза снять не раньше чем за два дня до выхода на работу. С компенсацией за несчастный случай на производстве его тоже помурыжили, но Бадди разобрался — оказалось, он просто неправильно вписал дату.