Бумажный дворец - Миранда Коули Хеллер

Я закрываю глаза и представляю океан, сегодняшний пляж, палатку, Джонаса. Кончаю ему в рот, думая о другом мужчине, которого люблю. Когда наконец появляются слезы, я плачу не о том, что потеряла, а о правде по поводу Джонаса, которую не могу излить.

10:30

Мы лежим рядом, Питер обмяк в посткоитальном сне, простыни сбились вокруг наших лодыжек, наших раскинутых рук и ног. Я поворачиваю подушку, кладу щеку на холодную сторону и вслушиваюсь в тихое похрапывание Питера, вдыхаю его сигаретное дыхание, смотрю, как поднимается и опускается его грудь. Не могу успокоиться. Мне нужно, чтобы он вернулся ко мне. Но я знаю, что ничто не пробудет его от этого сна. Мужчины сразу же засыпают после оргазма. А женщины просыпаются. Удивительно это несовпадение ритма. Возможно, им необходимо отдохнуть после тех усилий, что они приложили, чтобы оплодотворить нас. А наша задача – подняться, подмести пещеру, уложить детей на их тростниковую лежанку, поискать у них в головах вшей, рассказать им истории, которые они когда-нибудь передадут своим детям: об огне, каменных колесах, светящихся сталактитах в пещере, застывших во времени, о мальчике, который преследовал большую птицу, о том, как пересечь океан. Я снова одеваюсь и выхожу из домика. Уже поздно, но мне нужно поцеловать детей.

Свет в их домике еще горит.

– Где вы были? – спрашивает Мэдди. – Почему не пришли есть мороженое?

– Папа не очень хорошо себя чувствует. Пришлось дать ему аспирин и уложить спать.

– Ага, конечно, – усмехается Джек, не поднимая глаз со светящегося, как голая лампочка, экрана своего компьютера.

Мэдди читает Финну вслух. Они устроились рядышком на ее кровати. Она держит тяжелую потрепанную книгу в оливково-зеленой обложке, заплесневевшей от времени.

– Что ты читаешь?

– Нашла на полке в туалете, – говорит Мэдди и поднимает книгу, чтобы я могла ее разглядеть.

– Она лежала там, еще когда я родилась. Сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь ее читал. – Я сажусь на край кровати. – Двигайтесь.

Мэдди садится ближе к стене. Финн тоже подвигается, кладет голову мне на руку.

– Она про ворону по имени Джонни, – говорит он.

– Я знаю, – отвечаю я. – Поэтому ее никто и не читал.

– Здесь пауки, – показывает он на паутину в углу потолка. Рядом с ней я замечаю проеденную мышами дырку в потолке, выглядывающую из-за балки. Нужно будет попросить Питера подлатать. Тонконогая паучиха сучит свою паутину, готовя дохлую муху. Под ней висят пять коричневых яиц в гамаке из нитей.

– Можешь его убить? – спрашивает Финн.

– Пауки хорошие, – говорю я. – Мы любим пауков. Они ловят комаров.

– Я их не люблю, – возражает он.

– Не будь размазней, – бросает Джек.

– Нехорошо так говорить, Джек. – В другой вечер я бы поругалась с ним, но не сегодня. Сегодня я хочу просто быть рядом со своими прекрасными детьми, в тепле и счастье, веря, что это продлится вечно. – Ты ужасно боялся пауков, когда тебе было столько же лет, сколько Финну.

– Пофиг.

– Ничего не пофиг. Извинись перед братом, а потом иди к нам. Мне сейчас очень нужно пообниматься. Не обсуждается.

Джек со вздохом откладывает компьютер, подходит и ложится на узкое свободное пространство, которое еще осталось на кровати.

Я обнимаю его, притягиваю к себе.

– Так-то лучше.

Мы лежим вчетвером, сплюснутые, как сардины в банке.

– Теперь что? – спрашивает Джек.

– Вы меня задушите, – стонет Мэдди. – Не могу дышать.

– Я вам когда-нибудь рассказывала, как моя сестра Анна раздавила хомяка между кроватью и стеной?

– Нарочно? – спрашивает Финн.

– Точно не знаю, – отвечаю я. – Возможно. Анну сложно было понять. Но не думаю, что она хотела убить его.

– Тут либо хотела, либо нет, – говорит Джек.

– Ладно, выключаем свет. – Я забираю у Мэдди книгу. – Ворона по имени Джонни никуда не денется.

Я поднимаю Финна с кровати Мэдди, кладу под его собственное одеяло и покрываю поцелуями его прекрасное личико, пока он меня не отталкивает.

Мэдди поднимает руки для последнего объятия.

– Меня, – просит она.

Я крепко ее сжимаю.

– Ты не почистила зубы. У тебя изо рта пахнет кукурузной кашей.

– Я почистила, – отнекивается она, но мы обе знаем, что она обманывает. – Почистила! – повторяет она.

– Кукурузная каша очень вкусная, – шепчу я ей на ухо.

– Ну ладно, не чистила. Но я почищу завтра утром дважды.

– Потом я приду к тебе, – говорю я Джеку.

– Пофиг, – отвечает он, но улыбается.

23:00

Мама сидит на диване на веранде в темноте.

– Ты еще не спишь, – говорю я.

– Кажется, арахис, который я ела у Диксона, не пошел мне впрок.

– Налью себе бокал вина. Тебе что-нибудь принести?

– Я уже скоро пойду спать. Есть открытое розе.

Я наливаю себе бокал и сажусь рядом с ней.

– Я так устала.

– Не представляю, как ты это делаешь. Заботишься о стольких людях.

– О муже и детях?

– Ты слишком их опекаешь. Я почти не обращала на вас с Анной внимания, и посмотри, какими прекрасными вы выросли.

В каком-то смысле ее слепота – полное отсутствие самокритики – это дар.

– Они даже не могут сами поставить посуду в раковину. Я едва выжила, пока вы с Питером были в Мемфисе. Хотя Финн сделал мне неплохой массаж ног.

– Ты попросила Финна помассировать тебе ноги?

– Его руки слишком маленькие для его возраста.

Я в отчаянии качаю головой. Моя мама такая, какая есть. Но частица ее слишком долго была не в том месте, и я должна это исправить.

– Помнишь, я пыталась поговорить с тобой вчера? О Лео.

Мама зевает.

– Ты уже рассказала. Он вернулся к первой жене, помоги ей Господь. Нужно было ей написать, рассказать, что он с тобой сделал.

– Мам. – Мое сердце начинает биться так сильно, что я вижу, как моя грудь дрожит от его ударов. – Это был не Лео.

– Что?

– Это был не Лео, – повторяю я едва слышно. – Это произошло, но это сделал не Лео.

На ее лице полнейшее замешательство. Я смотрю, как она медленно складывает пазл моих слов. И сразу замечаю, в какое мгновение ей становится все ясно: она вздрагивает, едва заметно меняет позу, ее зрачки нервно расширяются.

– Конрад? – произносит она наконец.