Черноводье - Валентин Решетько

Из толпы кто-то ответил:

– Давай попробуем, дядя Афанасий! Только гиблое это дело, совсем одичали лошади!

– Ну, уж совсем! – возразил Жучков, глядя в дальний конец гривы, где у стожка табунились кони. – Раз попробовали, и уж совсем!.. Отрезай их, Иван, от озера и истока, не то упорят на Варыньогу, а мы отсель подожмем!

Все началось сначала… Делая большой полукруг, Кужелев с парнями пошли к стожку. Афанасий следил за загонщиками и, когда они обошли табун, скомандовал оставшимся:

– Пошли!

Две жиденькие цепочки, растянувшиеся по снегу, стали охватывать стожок. Чем теснее сходились загонщики, тем беспокойнее вели себя лошади. Воронуха косила дикими глазами, настороженно следя за приближающимися загонщиками.

Жучков, протянув руки вперед, тихим спокойным голосом подзывал:

– Кось, кось!

Табун сбился в кучу, беспокойно всхрапывал.

И опять Воронуха не выдержала: зло взвизгнув, кобыла сорвалась с места. Загонщики замахали руками, закричали, стараясь не выпустить лошадей.

Воронуха, вытянув по-змеиному шею, оскалив зубы, летела прямо на жиденькую цепочку загонщиков.

Сухов видел, как оскаленная конская морда с горящими глазами стремительно приближалась к нему. Комендант невольно отступил назад и, споткнувшись, завалился на бок в рыхлый снег. Совсем рядом с ним промчался табун, запорошив снегом барахтающуюся в сугробе человеческую фигуру. Пегаш, старый мерин, бежал самый последний и с каждой секундой отставал от табуна все больше и больше. Он неуклюже подкидывал зад в тяжелом галопе, потом перешел на рысь, затем на шаг, пока совсем не остановился. Мерин тяжело поводил запотевшими боками, провожая укоризненным взглядом убегавших лошадей. Его выпуклые слезящиеся глаза, казалось, говорили: «Ну что вы бегаете, что бегаете? Зря силы тратите. Раз люди за вами пришли, то все равно поймают!» – Он покорно повернул голову в сторону преследователей.

– Дядя Афанасий, давай я пойду к нему. Он меня знает! – возбужденно заговорил мальчишка. – Я его поймаю, вот увидишь, поймаю!

Жучков посмотрел на своего бывшего бригадника – копновоза, потом на старого мерина:

– А че, Федька, однако, дело говоришь! Попробуй! – Жучков подал мальчишке недоуздок. – Оброть, возьми!

Федька закинул на плечо недоуздок и пошел к мерину. Взрослые с интересом наблюдали за поединком человека и лошади. Да в общем никакого поединка и не было…

Мальчишка медленно подходил к беглецу:

– Кось, кось – Пегаш! – подзывал мальчишка лошадь, он сунул руку за пазуху и вытащил припасенный кусочек лепешки. Раскрыв ладонь, на которой лежал черный кусочек хлеба, мальчишка протягивал его мерину:

– Кось, кось – Пегаш! – звал Федька лошадь, замедляя шаг и осторожно приближаясь к ней все ближе и ближе. – Стой, дурашка, стой! – успокаивал мерина мальчишка.

Наконец Федька совсем близко подошел к конской морде и протянул кусочек хлеба:

– Кось, кось! – продолжал он успокаивать вздрагивающую лошадь.

Мерин утробно вздохнул и мягкими губами коснулся мальчишеской ладони, подбирая кусочек хлеба.

– Хорошая лошадь… Молодец! – Федька накинул на шею лошади недоуздок. Нервно дернув головой, мерин сразу же покорно опустил голову. Федька гладил жиденькую гриву лошади, приговаривая: – Умница ты мой, умница! – И мальчишка надел недоуздок на конскую морду.

– Пошли, Пегаш! – Федька натянул повод, и мальчишка и старый мерин, утопая в размешанном конскими копытами снегу, двинулись к загонщикам. Афанасий Жучков, молча следивший за мальчишкой, удовлетворенно крякнул, когда Федька накинул недоуздок на шею мерина, и похвалил:

– Молодец, ястри его!

– Во, дядя Афанасий, поймал! – похвастался юный табунщик. – Пегаш меня помнит!

Старый мерин доверчиво положил тяжелую голову на плечо подростка, с покорной доверчивостью поглядывая на толпившихся загонщиков.

В другом конце гривы, около растерзанного стога, сбившись в плотную кучу, стояли кони. Жучков посмотрел на загонщиков, на комендантов, упаренных в беготне по рыхлому снегу. Раскрасневшийся Сухов расстегнул верхнюю пуговицу полушубка.

«Побегай, побегай! – позлорадствовал про себя Жучков. – Это тебе не рубаху плеткой рвать да на топчане лежать, а коней одичавших ловить!» – затем посмотрел на уставших мужиков и твердо проговорил:

– Попробуем еще раз, – и пояснил: – Кони щас устали, должны прижать их к стогу!

Загонщики молча разошлись. Иван опять повел свою команду вперед, охватывая стог. Вытягиваясь на ходу, двинулась по снегу вторая цепь во главе с Жучковым. Лаврентий Жамов верхом на мерине был на стыке двух шеренг, отрезая табун от чвора.

На вытоптанном пятачке перед изгородью сбились в кучу беглецы, тяжело поводя боками.

Цепи загонщиков постепенно сходились, все теснее и теснее сжимая табун. Кони вели себя неспокойно, постоянно перемещались, стараясь пробиться в середину табуна, точно роились пчелы на летке у улья. Только Воронуха, высоко задрав голову, стояла неподвижно.

– Щас, паскуда, рванет! – с беспокойством подумал Жучков и не ошибся. Кобыла, оскалив желтые зубы, с визгом кинулась на цепь. Вырвавшись раз из оцепления, она снова выбрала Сухова. Отпрянув, комендант полетел в снег. Пока он барахтался в сугробе, мимо него пулей пролетела Воронуха, а следом за ней и весь табун. Вне себя от ярости, Сухов вскочил на ноги и, протирая глаза от залепившего снега, стал судорожно расстегивать кобуру, матерясь на чем стоит свет:

– Застрелю, стерва! В рот… В мать… – он выхватил револьвер.

Распушив хвост, кобылица легко бежала впереди табуна.

– И правда застрелит, дурак! – испугался за лошадь Жамов, и, толкнув пятками под бока мерина, он огрел ременным поводом круп лошади. Пегаш застонал от боли и, судорожно дернувшись, сделал несколько прыжков в сторону коменданта, перекрыл от него своим корпусом удалявшийся табун.

– Убери эту дохлятину! – яростно хрипел Сухов, махая револьвером. – Я ее, стерву, все равно пристрелю!

– Не балуй, комендант! – сухо проговорил Лаврентий. – Так мы всех лошадей, чего доброго, перестреляем!

– Убери, Дмитрий, револьвер! – одернул Сухова комендант Ярославов.

Сухов бешеным взглядом оглядел толпившихся вокруг него людей и шагнул к Ивану Ярославову:

– Кто ты такой, чтобы меня учить!.. – и с кривой усмешкой процедил сквозь зубы: – Если умный такой, то лови и забирай ее в свой поселок!

– На хрена она мне нужна!

– А-а, значит, тебе не нужна, а мне, выходит, – нужна, так, что ли!.. Не-ет, миленький мой, тебе хрен, а не мне! – хрипел Сухов, продолжая махать револьвером.

– Ты пушку убери. Тут слабонервных нет! – Ярославов выхватил свой револьвер. – У меня тоже есть!