Двойник для шута - Виктория Угрюмова

Арианна наизусть помнила тело своего возлюбленного и тем более была потрясена, когда выяснилось, что она открывает его заново: будто неизведанный мир распахнулся перед ней во всем великолепии своей новизны, и она постигала такие тайны, что душа ее тосковала и пела.

А на следующий день императрица взяла лютню и начала перебирать струны. Она и до сих пор неплохо играла, но никогда не подозревала Арианна, что музыка, созданная ею, может быть такой непостижимой, такой прекрасной. Таким образом, государыня открыла в себе талант любить, а соответственно, и талант создавать, ибо любовь, если она истинная, — всегда творчество.

Ортон же никак не мог забыть, что сказала ему любимая, прощаясь с ним до следующего вечера:

— Ты понимаешь, что теперь я всегда буду узнавать тебя?

— Это слишком опасно, — отвечал он. — Даже если так случится, забудь и не вспоминай.

— А вот это невозможно, милый мой, — рассмеялась Арианна. — Потому что теперь ты — это основная часть меня, моей души. И если я перестану безошибочно узнавать тебя, то и себя перестану узнавать. Так что придется тебе смириться с этим положением вещей или просто записать меня в ряды своих гвардейцев. За них-то ты не беспокоишься.

— Гвардейцы могут за себя постоять, — встревоженно сказал император. — А ты — ты, увы, нет. Пожалуйста, Арианна, не заставляй меня тревожиться за твою жизнь еще больше, чем приходилось до сих пор. Вычеркни из памяти эту ночь.

— А ты смог бы это сделать?

— Ну, что ты. Это было самое невозможное и самое восхитительное в моей жизни.

— Чего же ты тогда требуешь от меня? — с улыбкой спросила государыня, обвивая его руками. — Неужели ты хочешь отнять у меня момент наивысшего счастья? И даже если бы я пообещала тебе выполнить эту просьбу, то вынуждена была бы лгать.

Всадники выстроились в два ряда напротив друг друга и опустили копья остриями к земле. Герольды поднесли к губам изогнутые рога и застыли в красивых, картинных позах, готовые по очереди протрубить сигналы своим господам.

Рыцари представляли собой воистину великолепное зрелище. Как уже упоминалось, всего во втором туре участвовало сорок человек. Большая часть из них была родом с Алгера, но четырнадцать воинов являлись ходевенцами и были настроены весьма решительно. Как и водится на такого рода состязаниях, публика уже успела избрать себе фаворитов, и знатоки уже загадочно намекали, что им почти наверняка известен исход сегодняшнего поединка. На самом же деле точно можно было сказать одно: в последний, третий тур должны были выйти только четверо. И, как минимум, десять-двенадцать рыцарей могли стать победителями. Здесь все зависело уже не только от мастерства, силы и выносливости, но и от удачи. Удача просто необходима тем, кто равен во всем остальном.

Особенно горячо зрители приветствовали огромного рыжего (не хуже Сиварда) унанганца Лагуамбона, у которого вместо плаща за плечами висела огромная шкура пустынного льва, а шлем был украшен оправленными в серебро, изогнутыми рогами дикого быка. На его черном щите угрожающе разевала пасть высушенная голова гигантской саргонской гадюки, один укус которой убивал взрослого верблюда в долю секунды.

Вторым признанным фаворитом был тетум Эш-Шара, вооруженный двуручным мечом. Он сражался с непокрытой головой, и его светлые волосы опускались ниже лопаток буйной, непокорной волной. Он все время скалил зубы и ворчал на противников.

Откровенной любовью дам пользовался высоченный, до невозможности изысканный альворанский князь Элдеред Телленгит. Накануне он с такой легкостью завоевал призовые места во всех видах состязаний, что ему прочили лавры победителя турнира. Его алый шлем с обоих боков был украшен высокими перьями митханов, выкрашенными в черные и белые цвета. Шелковый плащ в красно-черно-белые полосы спускался с крупа его белого как снег коня. Древко копья было расписано такими же полосами.

Четвертым несомненным претендентом на титул короля роанского турнира в этом году был энфилдский лорд Бодуэн Кейденский, носивший сине-белые цвета и шлем в виде оскаленной медвежьей головы, стоивший столько же, сколько маленький городок на его родине. Стальные клыки закрывали его лицо вместо забрала.

Открытием турнира считали никому не известного рамонского вождя Амхарау Красноклювого, молодого атлета с правильными, но жесткими чертами лица и золотисто-бронзовой кожей, обласканной горячим рамонским солнцем. На нем были дорогая кольчуга и шлем с выпуклым забралом и навершием в виде головы орла, клюв которого был выпачкан кровью. Его наплечники и поножи воспроизводили форму орлиного крыла.

Кайрен Алуинский не входил в число возможных победителей, но об этом не сожалел никто — даже тот, кто сейчас носил его имя, его доспехи и герб.

Арианна сидела, наклонившись вперед всем телом, и с неослабевающим восторгом следила за развитием событий. Император был всего лишь близнецом, поэтому она могла вовсю наслаждаться турниром. Алейя и Ульрика сидели нозади нее, но они вели себя значительно спокойнее: гравелотским женщинам турниры и поединки были не в диковинку; кроме того, рыцари казались им неуклюжими по сравнению с их сеньорами. Шут на сей раз предпочел общество Сиварда и Аббона Флерийского. Они засыпали его вопросами, и он болтал не переставая, сообщая все новые и новые подробности о сражающихся сейчас на арене. Шут утверждал, что победит рамонец или Бодуэн, уж как повезет, а одноглазый и маг ставили соответственно на Лагуамбона и Элдереда.

— Я еще понимаю выбор Сиварда, — молвил шут, обращаясь к чародею. — Он завидел человека одной с ним масти и одного темперамента, вот и радуется. Но ты-то отчего ставишь на князя?

— Во-первых, мне нравятся его цвета; во-вторых, он элегантен, и этого уже достаточно, чтобы желать ему победы. В-третьих и главных, я видал его в прошлом году. Он мог стать победителем и тогда, но его конь споткнулся о камень, и Элдеред просто выбыл из борьбы, так и не продемонстрировав, на что он способен.

— Ладно, — сказал шут. — Увидим, кто был прав.

По знаку императора выступили вперед герольды Великого Роана в золотисто-зеленых одеждах с вышитыми на них изображениями дракона и трижды протрубили сигнал, возвещающий начало турнира. Следом каждый из сорока участников выехал вперед, и их герольды, сыграв сигнал, объявляли имя и титул своего господина. Зрители рукоплескали и кричали в восторге. Зрелище и впрямь было необыкновенное: сорок воинов, одетых в дорогие доспехи разных цветов и самых причудливых форм, верхом на породистых скакунах, могли потрясти любое воображение.

Пятеро гвардейцев Аластера заняли свои места, приготовившись наблюдать схватку со стороны.

Наконец распорядитель турнира резко взмахнул зелено-золотым флагом, и поединок начался. Рыцари летели друг на друга на всем скаку, наставив на противников копья с надетыми на острия безопасными тупыми наконечниками. Однако сшиблись они с такой силой, что от первого же удара многие повылетали из седел. Тут уж не должны были дремать оруженосцы и слуги. Они выбежали на арену и, пока поредевшие отряды перестраивались для новой атаки, унесли с поля бесчувственные тела своих господ. За пределами амфитеатра воинами моментально занялись искусные лекари.