Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир - Дик Фрэнсис

— Ты кончил?

— Да уж.

— Так вот. Насчет Чейнмайла я с тобой согласен. Я все это передам Виктору. Но, в конце концов, это его лошадь.

Я стоял молча. “Все, что я сказал, — подумал я, — наверняка и так слишком очевидно. Но пока я работаю для этой конюшни, надежда еще есть”.

— Выпить хочешь? — сказал Гарольд. Я сказал, что да, кока-колу. Опасный момент прошел. Мы спокойно поговорили о планах насчет трех других лошадей, и, только когда я уходил, Гарольд намекнул на грядущую катастрофу.

— Если будет необходимо, — многозначительно сказал он, — я дам тебе время заболеть.

* * *

На следующий день в Фонтуэлле я скакал на одной лошади Гарольда, которая упала за три препятствия до финиша, и на двух — других владельцев. Я пришел вторым и третьим, получил вялые поздравления, но предложения о работе градом не посыпались. Падение было простым и медленным — заработал синяк, но ничего не повредил.

Горячих перешептываний в раздевалке не было.

Не было новых непристойных выборов в Жокейский клуб и режиссеров, поставляющих кокаин. Не было пожилых лордов, увивающихся вокруг очаровательных куколок. Не было и встревоженных жокеев со сломанной ключицей, страдающих по избитой матери.

Никаких владельцев в тяжелых синих пальто, давящих на послушных жокеев.

Спокойный рабочий день.

* * *

Во вторник я на скачках занят не был, потому поездил на обеих лошадях из гарольдовой конюшни и погонял нескольких на учебных препятствиях. Стояло сырое утро, сносное, но нерадостное, и, казалось, даже Гарольду работа не приносила удовольствия. “Настроение Даунса, — подумал я, возвращаясь верхом через Ламборн, — опустилось на всю деревню. В такие дни жители вряд ли скажут друг другу “доброе утро”.

После двенадцати день был в моем распоряжении.

Съев немного мюсли, я подумал о головоломках из коробки Джорджа Миллеса, но у меня было слишком неспокойно на душе, чтобы долго торчать в проявочной. Я подумал об обещанном визите к бабке и торопливо стал изобретать повод отложить его.

Чтобы выгнать из головы образ Джереми Фолка, с укором взирающего на меня, я решил поискать дом моего детства. Милое странствие непонятно куда без надежды на успех. Просто ни к чему не обязывающее плавание по течению дня.

Итак, я выехал в Лондон и объездил кучу улочек между Чизвиком и Хаммерсмитом. Все они казались мне чем-то знакомыми: ряды опрятных домиков в основном в три этажа с подвалом, особняков с эркерами для людей среднего достатка — с обманчиво узкими фасадами, за которыми прятались маленькие внутренние садики. Я, бывало, жил в нескольких домах вроде этих и не мог вспомнить даже название улицы.

К тому же многое изменилось за эти годы. Целые улицы просто исчезли при постройке более широких дорог. Оставшиеся маленькие кварталы стояли, заброшенные, одинокими островками. Кинотеатры закрылись. Теперь туда вселились азиатские магазинчики. Автобусы были все те же.

Автобусные маршруты!

Память включилась. Дом, который я искал, был в трех или четырех остановках от конца дороги, и прямо за углом у него была автобусная остановка. Я часто ездил на автобусах, ловя их на этой остановке.

Ездил куда?

К реке, погулять.

Неспешно возвращались воспоминания двадцатилетней давности. Мы днем ездили на реку посмотреть на баржи и чаек, на ил после прилива, и за садами было видно Кью.

Я поехал к Кью-Бридж, развернулся и поехал оттуда вслед за автобусами.

Ехал я медленно, поскольку приходилось останавливаться вместе с автобусом. Все это оказалось не слишком результативным, поскольку нигде рядом с остановками вроде бы не было поворота за угол. Через час я оставил это занятие и просто кружил поблизости, смирившись с тем, что ничего знакомого не найду. Может, я даже и районом ошибся. Может, мне нужно было поискать в Хэмпстеде, где, насколько я знал, я тоже жил.

Сориентироваться мне помог паб. “Ломовая лошадь”. Старый паб. Темно-коричневый. Матовые стекла в окнах с ажурными узорами по краям. Я припарковал машину за углом, подошел к шоколадного цвета дверям и остановился в ожидании.

Через некоторое время я, кажется, понял, куда идти. Повернуть налево, пройти три сотни ярдов, перейти через дорогу и первый поворот направо.

Я повернул на улицу с рядом трехэтажных домиков с эркерами, узеньких, опрятных и типичных. По обеим сторонам улицы стояли машины — многие из садиков перед домами были переделаны в стоянки. На крохотных полосках земли у края тротуара торчали редкие нагие деревья, у домов были живые изгороди и росли кусты. Перед каждой парадной дверью был свободный пятачок шага в три.

Я перешел дорогу и медленно пошел вверх по улице, но стимул пропал. Ничего не говорило мне о том, что я там, где нужно, или в каком доме попытать счастья. Я пошел медленнее, нерешительно, раздумывая, что же делать дальше. Когда до конца улицы осталось четыре дома, я повернул на короткую дорожку, поднялся по ступенькам и позвонил.

Дверь открыла женщина с сигаретой.

— Простите, — сказал я, — не проживает ли тут Саманта?

— Кто?

— Саманта!

— Нет. — Она с видом крайнего подозрения смерила меня взглядом и закрыла дверь.

Я стучался еще в шесть домов. В двух не ответили, в одном велели убираться, еще в одном сказали: “Нет, дорогой, я Попси, может, зайдешь?” Еще в одном — что им не нужны щетки, а в другом: “Вы принесли кота?”

В восьмом пожилая леди сказала мне, что у меня на уме наверняка какая-нибудь гадость и что она следила, как я перехожу от дома к дому, и что если я не перестану, то она вызовет полицию.

Я пошел прочь, чтобы не видеть ее мрачной физиономии, и она вышла прямо на улицу, чтобы следить за мной.

Я подумал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Саманту мне не найти. Может, ее нет дома, может, она уехала, может, она вообще никогда не жила на этой улице. Под злобным взглядом старухи я позвонил еще в один дом, в котором мне не ответили, а в другом мне открыла девушка лет двадцати.

— Извините, — сказал я, — здесь не живет кто-нибудь по имени Саманта?

Я так часто повторял это, что теперь это звучало даже смешно. Я решил, что это последняя попытка. Я спокойно мог все это бросить и отправляться домой.

— Кто?

— Саманта.

— Саманта что? Саманта какая?

— Боюсь, я не знаю.

Она поджала губы, не слишком этим довольная.

— Подождите, — сказала она. — Пойду посмотрю.

Она закрыла дверь и ушла. Я спустился по ступенькам к садику, где на бетонированной