Хочу сны. Игра уравнителей - Марк Йерго

Изо рта сноходца вырвался беззвучный сухой кашель. Вся его жизненная сила метнулась к центру сознания, откуда по всему тонкому телу вместе с энергетическими потоками растеклась звенящая боль. И даже мысли Ньютона метнулись к часто и судорожно бившемуся волчку в груди, так что ему почудилось, что он оказался внутри самого себя, а затем будто вынырнул куда-то, во вращающийся вокруг своей оси сияющий шар, и растворился в чужих воспоминаниях.

* * *

Их было трое: Жак, Бром и самый молодой, недавно пришедший в Орден – Корвич, глазами которого Ньютон и видел проносившиеся с неимоверной скоростью фрагменты воспоминаний.

На ту роковую охоту сноходцы отправились именно таким составом во главе с Гуру, который пятнадцать лет назад выглядел практически таким же, каким знал его Ньютон.

– Пошевеливайся, воронёнок!

Гуру не проявлял терпения к новичку, подобранному на просторах пустоши двумя неразлучными друзьями: Жаком и Бромом. Пребывая в «шкуре» Корвича, Ньютон чувствовал его непреодолимое желание проявиться себя и жажду познаний. А так же он испытывал стыд, смятение и злость от постоянных издёвок учителя.

– Это твой шанс, Пиноккио, – сказал Гуру, оставаясь с вещами в «тылу». – Покажи, что ты способен на что-то, кроме фантазий.

Трое сноходцев отправились к «улью». Опытные товарищи сочувствующе улыбались новичку и подбадривали низкорослого, длинноносого, уже тогда с волосами цвета пепла, новичка.

– Всё будет нормально, не паникуй, – всё подбадривал его красивый и стройный Жак, шагающий слева.

– Почему учитель не верит в меня? – спрашивал Корвич, и ответом ему прозвучал низкий прокуренный голос взрослого полного мужчины, в уголке рта которого всегда тлела сигаретка.

– Верит, – отвечал Бром. – Просто хочет, чтобы ты разозлился.

Насколько Ньютон мог судить по внутренним ощущениям, Корвич был тогда чуть старше Хосе.

– Слушай, Корви, – заговорщически шепнул ему Жак, когда они отошли достаточно далеко от лагеря.

Корвич посмотрел на большие ясные глаза Жака и идеальную белозубую улыбку.

– На самом деле, улей вещь, ну, скажем прямо таки, неприятная…

– Да ну ты, лягушатник, – басом перебил друга Бром. – Хорош стращать щегла.

– Я не стращаю, – ответил Жак. – Только хочу, чтобы он знал и был готов к тому, что нас ждёт.

Сигарета скользнула из одного уголка рта Брома в другой, уголёк горячо зашипел, и здоровяк, отведя взгляд в сторону, больше ничего не сказал.

– Я справлюсь, – неуверенно проговорил Корвич ещё совсем мальчишеским голосом, не имевшим ничего общего с тем сиплым шипением, которым будет обладать через пятнадцать лет.

– Я верю в тебя, Корви, – сказал Жак. – Просто знай, что если ты там испугаешься, никто тебя не будет винить. Даже Гуру. Но, – улыбка сменилась на его лице задумчивой миной, адресованной Брому. – Чтобы перестраховаться, я предлагаю переиграть план Гуру.

Бром стал внимательно слушать.

– Мы разделим артефакт не на три, а на две части, – предложил Жак. – И понесём их с тобой в разные стороны. А Корвич пусть будет налегке… Отвлечёт часть хранителей на себя.

Корвичу совсем не понравился новый план, и ещё больше не понравилось, что его составил единственный человек, который в него когда-либо верил. А теперь, выходит, что и этой поддержки он лишился.

– Зачем? – возмутился Корвич. – Я справлюсь! Справлюсь! Думаете, я струшу и брошу вас?

– Пойми, Корви, – пытался вразумить его Жак. – Никто не хочет тебя обижать и всё, в чём хочет испытать тебя Гуру, это в том, что ты можешь бороться со страхом. Это – всё, что тебе нужно доказать. А для этого, тебе не обязательно возиться с артефактом. Я понесу его часть, а ты будешь всё время рядом. Я ведь не предлагаю тебе отсиживаться в стороне, – он одарил Корвича заботливой улыбкой, но тот только больше разозлился. – Просто так нам будет спокойнее и за тебя, и за нас самих. Потому что без артефакта ты сможешь легко от них убежать, а с ним, если ты вдруг…

– Если я струшу? – Корвич насупился. – Я не трус!

– Я не сказал, что ты – трус. Но даже храбрецы боятся.

– Я хочу быть полезным для Ордена!

Жак замолчал и умоляюще покосился на Брома, и тот строго посмотрел на маленького новичка:

– Ты будешь полезен делу, если сделаешь, как предлагает Жак, – пробасил он. – Твоя главная задача сейчас, малой, – не испачкать штаны. И это не шутки. Не облажайся и не обмочись. Гуру молчит об этом, но добрая половина сноходцев на первой охоте обделывалась. Так что, если ты будешь просто рядом с Жаком и при этом удержишь контроль над собственным кишечником, клянусь, ты станешь моим личным героем. Без шуток.

С одной стороны, непривычная речь поддержки из уст жёсткого Брома приободрила Корвича, а с другой, он стал бояться грядущего ещё больше.

До самого улья они молчали, а когда подошли к логову, кишащему и плюющему вязкой тьмой, Ньютон почувствовал в памяти Корвича примерно то же, что сам испытывал, глядя на жутких хранителей, пока Аня не взяла его за руку. Вот только в тот раз среди троицы не было укротителей монстров, вроде Ани, и тени бросились на них раньше, чем артефакт оказался в их поле зрения. Это была фреска, таящаяся в музейном зале. Пока Жак и не отстающий от него ни на шаг Корвич отвлекали хранителей, Бром выкрал фреску, под неистовый рёв тьмы разделил её надвое ножом и на бегу всучил Жаку его долю.

Они разбежались в разные стороны. Корвич бежал и постоянно оглядывался. Чёрная орда преследовала их по горным утёсам, сносила стройные сосны и скалы.

– Не оглядывайся! – постоянно кричал Жак, то и дело хватая Корвича за шкирку и подталкивая вперёд, когда тот немел от ужаса.

В какой-то момент Корвич увидел во тьме нечто такое, чего не мог увидеть Ньютон. Перед его взором были лишь оскаленные морды, кривые глазницы, разорванные пасти, такие огромные, что могли проглотить человека целиком. Но Корвич же в тот момент видел свой самый тайный страх. Самурай, транслирующий это воспоминание, намеренно блокировал эту часть видения, но Ньютону было всё равно, что увидел в тот момент юный Корвич. В любом случае, увиденного было достаточно, чтобы оправдать ступор, от которого он тогда замер так надолго, что Жаку пришлось вернуться за ним и пожертвовать собой.

Француз схватил Корвича и с нечеловеческой силой отшвырнул в сторону от тварей. И в тот же самый момент один из хранителей намертво обвил его ногу. Затем другой впился ему в руку.

Корвич закричал, не в силах ни отвернуться, ни спокойно принять увиденное. Его лучшего друга пленила тьма, и он ничего не мог с этим поделать, только смотреть в искажённое ужасом лицо Жака, чьи красивые и изящные черты изуродовала гримаса боли.

– Возьми! – только и успел прокричать Жак и швырнул свою часть фрески к ногам Корвича. – Ради Бр…