Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

Джоан, как и следовало ожидать, болезненно отнеслась к известию о том, что он не приедет на праздники в Корнуолл. Она даже рискнула предположить, что приехать ему все-таки можно, если только они будут сидеть с противоположных концов обеденного стола, но Тед, к облегчению Страйка, отверг такую затею. Страйк уже стал подозревать у себя паранойю: ему казалось, что Люси не верит в его болезнь. Судя по ее тону, она считала, что он небось подцепил грипп нарочно. Даже когда она сообщала, что Джоан совсем облысела, ему чудились обвинительные нотки.

К пяти часам дня в сочельник у него разыгрался такой кашель, что легкие готовы были лопнуть, а ребра болели. Прислонив протез к стене, он подремывал на кровати, в футболке и трусах, когда его внезапно разбудил громкий шум. Казалось, кто-то спускается по ступеням, отдаляясь от двери в мансарду. Но прежде чем он смог окликнуть того, кто его разбудил, на него обрушился страшный приступ кашля. С усилием садясь, чтобы прочистить легкие, он не слышал второго приближения шагов, пока не раздался стук в дверь. Страйк разозлился, потому что даже крикнуть «Что?» потребовало от него усилий.

– Вам ничего не нужно? – послышался нутряной, грубый голос Пат.

– Нет! – хрипло прокаркал Страйк.

– Еды вам хватит?

– Да.

– Болеутоляющие имеются?

– Да.

– Тогда ухожу. Оставляю кое-что за дверью. – (Он услышал, как она ставит на пол какие-то предметы.) – Здесь пара подарков. Питательных. Съешьте суп, пока горячий. Увидимся двадцать восьмого.

Ее шаги застучали по металлическим ступеням – он так и не ответил.

У него не было твердой уверенности, что она упомянула горячий суп, но одной этой возможности оказалось достаточно, чтобы он подтянул к себе костыли и с усилием начал продвигаться к двери. От холода лестничного колодца потная спина покрылась мурашками. Каким-то чудом Пат втащила к нему наверх допотопный кинопроектор и, наверно опуская его на пол, стуком разбудила Страйка. Рядом лежала коробка с пленкой, найденная на чердаке у Грегори Тэлбота, маленькая горка красиво упакованных рождественских подарков, несколько открыток и два полистироловых контейнера с горячим куриным супом, за которым, как он догадывался, ей пришлось специально сходить в Чайнатаун. На него нахлынула какая-то болезненно трогательная благодарность.

Оставив тяжелый проектор и коробку с пленкой на месте, он костылем подтянул к себе и отправил по полу в квартиру рождественские подарки и открытку, потом медленно наклонился, чтобы поднять контейнеры с супом.

Перед тем как приняться за еду, он взял с прикроватной тумбочки мобильный и написал Пат SMS:

Потом Страйк завернулся в одеяло и съел суп прямо из контейнеров, даже не почувствовав вкуса. Он надеялся, что горячая жидкость смягчит ему горло, но кашель не проходил, а пару раз ему даже показалось, что с кашлем вся еда вылетит обратно. Организм, похоже, был не рад угощению. Тем не менее он опустошил оба контейнера и, весь в поту, с бурлением в кишках, опять устроился под одеялом, наблюдая, как темнеет за окном небо, и удивляясь, почему болезнь не отступает.

После ночи, проведенной в полудреме, прерываемой длительными приступами кашля, Страйк проснулся в рождественское утро и обнаружил, что жар никуда не делся, а скомканная простыня намокла от пота. В квартире стояла неестественная тишина: на Тотнэм-Корт-роуд непостижимым образом вдруг прекратилось уличное движение. Судя по всему, даже таксисты в большинстве своем сидели по домам с семьями.

Страйк не склонен был себя жалеть, но, лежа в одиночестве, кашляя до боли в ребрах, обливаясь потом и зная, что в холодильнике – шаром покати, не смог удержаться от мысленного путешествия в прошлое, к былым рождественским праздникам в Сент-Мозе, где все происходило как по телевизору или в сказке: с индейкой, хлопушками и чулками для подарков.

Конечно, сегодня он не впервые встречал Рождество вдали от родных и друзей. Пару раз такое бывало в армии, когда он в полевой кухне жевал безвкусную индюшатину из контейнера, затянутого алюминиевой фольгой, среди однополчан в камуфляже и в шапках Санта-Клаусов. Тогда его поддерживали дисциплина и воинское братство, столь ценимые им в армейской службе, но сегодня он был лишен даже чувства локтя; при нем оставался лишь тот удручающий факт, что он лежит в одиночестве, больной, одноногий, на продуваемом сквозняками чердаке и расплачивается за неприятие каких-либо отношений, которые могли бы стать ему опорой.

В это рождественское утро вчерашняя доброта Пат казалась ему еще более трогательной. Повернув голову, он увидел, что на полу прямо у двери все еще лежат те подарки, что она принесла ему на верхотуру.

По-прежнему кашляя, он поднялся с кровати, нащупал костыли и потащился в санузел. Моча была темной, а небритое лицо в зеркале – пепельно-серым. Он поразился собственной немощи, но привычки, вбитые в него военной службой, не дали ему вернуться в постель. Он знал: если улечься прямо сейчас, не побрившись и без протеза, это только усилит назойливую депрессию. Поэтому он принял душ, двигаясь осторожнее, чем обычно, вытерся, надел чистую футболку, трусы и халат, а затем, все еще сотрясаемый кашлем, приготовил себе безвкусный завтрак из овсянки на воде, так как последнюю пинту молока предпочел сэкономить для чая. Столь затяжного течения болезни он не предвидел, и его запас продуктов сократился до сморщенных овощей, пары порций просроченной на два дня сырой курицы и небольшого кусочка твердого чеддера.

После завтрака Страйк принял болеутоляющее, пристегнул протез, а затем, полный решимости воспользоваться остатками физической силы, сменил постельное белье, поднял с пола и разложил на столе свои рождественские подарки, а также занес в квартиру с лестничной площадки проектор и бобину с пленкой. Как он и ожидал, на коробке стоял знак Козерога, выведенный поблекшим, но отчетливо читаемым маркером.

Пока он пристраивал коробку к стене под кухонным окном, у него звякнул мобильник. Страйк ожидал увидеть SMS от Люси с вопросом, когда же он позвонит и поздравит с Рождеством всю родню, собравшуюся в Сент-Мозе.

Счастливого Рождества, Блюи. Ты счастлив? Ты сейчас с кем-то, кого любишь?

С того времени, как Шарлотта прислала ему последнюю SMS, прошло две недели: она как будто шестым чувством уловила его решение обратиться к ее мужу, если в сообщениях появится хоть что-нибудь деструктивное.

Так легко было бы ответить; так легко сказать ей, что он один, болен и беспомощен. Ему вспомнилась ее фотография в обнаженном виде, которую он получил от нее на день рождения и заставил себя удалить. Но он уже прошел слишком длинный путь до уединения, защищенного от эмоциональных бурь. Хотя когда-то он так сильно ее любил, хотя она до сих пор могла нарушить его покой всего лишь парой слов, он зачем-то вспомнил тот единственный раз, когда привез ее на Рождество в Сент-Моз. Вспомнил, как в доме разразился скандал и как она в гневе выскочила за дверь мимо его родных, собравшихся вокруг рождественского стола с индейкой, вспомнил лица Теда и Люси, которые так ждали его приезда, потому что не виделись с ним больше года – он служил в Отделе специальных расследований Королевской военной полиции в Германии.