Погибают всегда лучшие - Владимир Гурвич

– Плевать.

– Знаешь что.

Внезапно я почувствовал, как мое тело оторвалось от кровати и поплыло по воздуху. Через несколько секунд оно приплыло в ванную, где его подставили под ледяной душ. Я не сопротивлялся, мне было все равно; под душ так под душ.

Затем Олег, словно ребенка вытер меня полотенцем, из шкафа достал костюм и галстук.

– Одевайся и марш на работу.

И тут до сего момента совершенно покорный я восстал.

– Не пойду, я сегодня подаю в отставку.

– Что?! В отставку! – так рявкнул прямо мне в уху Олег, что у меня завибрировали перепонки. – Да я тебя в порошек размолочу. Ты знаешь, что ночью тяжело ранили одного из моих ребят – Юру Дубова. И врачи до сих пор не уверены, выживет ли он. Он получил ранение, спасая тебя. Он верил, что ты продолжишь борьбу.

– Мне очень жаль. Но я не могу, что-то надломилось во мне. Я переоценил свои силы. Как ты думаешь, сколько крови еще прольется?

– Сколько суждено, столько и прольется. Но если ты будешь себя так вести, то ее будет гораздо больше. После того, что произошло этой ночью, они озвереют и могут пойти ва-банк. Кто их остановит, ты подумал?

– Но почему я. Есть милиция, я – мэр, я должен заниматься устройством общественных уборных. Кстати, во всем городе нет ни одной. Нужна программа развития туалетов. Этим я может быть и займусь, если не уйду из мэров.

– Я тебя еще раз окачу холодным душем, – пообещал Олег. – Ты поедешь на работу?

– Поеду, только дай мне еще час.

– Хорошо. Я позвоню твоей секретарше и скажу, что ты приедешь через семьдесят минут.

Я безвольно кивнул головой; мне было все равно, что будет делать Олег.

Олег ушел, но в одиночестве я пребывал всего несколько минут. Дверь отворилась, и на пороге появился Анатолий. Он сел рядом с моей кроватью.

– Что скажешь? – спросил я.

Анатолий вздохнул.

– Ты знаешь, это звучит странно, но у него была душа, которая тянулась к свету, к Богу. Он сам этого не сознавал; слишком много было в его жизни людей, которые сделали все, чтобы превратить его душу в черное адское пламя. И сколько таких еще так как он. Легион. Их можно спасти, я убедился в этом. Если с человеком разговаривать, обращаясь непосредственно к его душе, к самому высокому, что есть в нем, то результат бывает замечательный; человек вдруг начинает чувствовать, что он совсем не такой, каким казался себе.

– Толя, вокруг нас витает смерть. Пока ты доберешься до одной души, скажи, сколько погибнет человек? Один, десять? Слишком большая цена такого спасения, ты не находишь?

– В чем-то ты прав, – признался Анатолий. – Я, как и ты скорблю по убиенному. Завтра в двенадцать будет панихида.

– Я приду.

– Тебе нужна моя помощь?

– Спасибо, Толя, я тебе благодарен, но мне почему-то лучше, когда я один. Я не знаю, что говорить. А так я могу молчать. Самое удивительное, что я совершенно не могу понять, что со мной творится. Просто очень тяжело.

– Если тебе хочется молчать, то это означает, что начинает говорить в тебе твоя душа. В начале всегда так бывает. Поверь мне, я все это уже переживал, со мной происходило почти тоже самое, что и с тобой.

Я посмотрел на своего старого друга, но ничего не сказал, только дотронулся до его руки и почувствовал ответное крепкое мужское пожатие.

Анатолий ушел, но и на этот раз долго я не пробыл один, в дверь в очередной раз позвонили. Я накинул на себя халат и отправился открывать. На пороге стояла Ксения.

Я почувствовал смущение, никогда я не представал перед ее очами в столь одновременно жалком и ужасном виде: небритый, непричесанный, да вдобавок в домашнем халате, из под которого выглядывали волосатые ноги, одетые в черные носки. По-видимому, моя всклокоченная прическа произвела на нее должное впечатление, так как ее глаза на мгновение изумленно расширились. Но почти тут же приобрели свой привычный размер.

– Я, кажется, не вовремя, – проговорила она. – Извините, я уйду.

Я не подумала, что вам сейчас надо отдыхать.

– Нет, что вы, – поспешил остановить ее я, – это не отдых. Я рад, что вы пришли. – Эти мои слова были абсолютной правдой.

– Хорошо, я останусь. – Однако ее голос звучал не совсем уверенно.

Я провел ее в комнату.

– Как ваши дела, как Андрей? – спросил я.

– Все в порядке.

– Великий день бракосочетания еще не назначен?

– Нет. – Ксения о чем-то задумалась. – Странно, я никогда не видела вас таким, – вдруг совершенно неожиданно для меня произнесла она.

– Да, вид у меня сейчас неважнецкий. – Невольно я провел рукой по щетине.

– Нет, я совсем о другом, у вас что-то с глазами, они изменились. Никогда я не видела у вас таких грустных глаз. Это из-за того паренька?

– Да. Как-то я тяжело переживаю его смерть. Вчера утром он находился тут, был здоров и не думал, что погибнет этой ночью. Он спал в другой комнате. Самое странное, я даже не могу сказать, что привязался к Алексею, скорей я испытывал к нему резкую неприязнь. Особенно когда вспоминал, как он лез на меня с ножом. Я должен вам сказать одну вещь: я решил уйти с поста мэра.

– Нет! – воскликнула Ксения так горячо, что даже не удержалась и вскочила со стула. – Вы не можете так поступить.

– Но почему я не могу подать в отставку, если груз оказался мне не по силам. Обязательно нужно ждать, когда я окончательно надорвусь.

– Послушайте, вы не представляете, что происходит в городе.

– Я не представляю, – удивился я.

– Именно, – решительно кивнула она головой. – Город просто гудит, он воспрянул духом. Вчера я вела передачу, был прямой эфир, я задала вопрос: что вы думаете о мэре. Если бы вы только слышали ответы телезрителей. Они поверили, что преступность можно победить, у людей стал пропадать страх. Они увидели, что к власти приходят не только одни подонки и ворюги, но и честные, смелые люди. И это для них может быть самое главное. Если вы сейчас уйдете, вы нанесете сокрушительный удар по их вере не только в вас, но и вообще, что в этой жизни можно что-то изменить.

Я с некоторым сомнением посмотрел на Ксению; то, что она говорили, звучало для меня весьма неожиданно. Я даже не знал, как реагировать на ее слова.

– Послушайте, Ксения, вам не кажется, что меня начинают путать с Христом. Это в него верят. А я не праведник, а грешник, как и все остальные.

– Прошу вас, не уходите. – Ее голос зазвучал, как мольба. – Я не хочу этого.

Внезапно я ощутил, что у меня учащенно бьется сердце.

Ксения посмотрела на часы.

– Я должна идти.

Я не стал ее удерживать, проводил до дверей. Ее легкий силуэт исчез в лифте, я же прямиком направился ванную, где стал намыливать щеки пеной. Я ни о чем почти не думал, просто я приводил себя в порядок.