Шутка Вершителей - Елена Литвинова

Кибитка, запряжённая двумя старыми ленивыми волами, еле-еле ехала по дороге.

Мы так попадём в Стревин не завтра, а к третьему дню, — сказал отец, обращаясь к вознице.

Не сумлевайтесь! Доберёмся, как надо! Не первый год вожу грузы и людей!

И видно, что не первый, — отец с сомнением посмотрел на старое ржавое колесо, что натужно скрипело под весом нашей семьи, наших вещей и огромных почтовых сумок.

Деда, скоро приедем? У меня уже попа болит… — тихонько пожаловался Бертин моему отцу, державшему внука на коленях. Так он пытался сберечь его от ужасающей тряски. Мы с Авидеях подстелили под наши задние точки все мягкие вещи, но кибитка тряслась и дребезжала, особенно на поворотах. На одном из них нас тряхнуло достаточно сильно, чтобы старое колесо просто отскочило и покатилось в сторону заросшей подлеском обочины.

Растудыть твою туды! — выругался возница, удержав свой огромный возок на ходу и останавливая волов.

Не хочу быть старым занудой, но я же говорил, — сказал отец, соскакивая на землю. — Ту работы как раз на целый день. Точно будем в Стревине только к третьему!

И отец с возницей занялись починкою колеса, отгрузив с одного угла все вещи и подложив под повозку огромный пенёк, который возница, оказывается, всегда возил с собой.

А мы с детьми обрадовались нежданной передышки и гуляли невдалеке, давая отдых уставшему седалищу. Через пару часов с той стороны, куда мы направлялись, раздался стук копыт. Из-за поворота показался отряд королевских гвардейцев.

А эти-то что тут делают? — подошёл ко мне отец.

Не знаю, не знаю, — я думала, что они проедут мимо и поскачут по каким-то ведомым только им королевским делам. Но отряд, приблизившись, остановился невдалеке. Один из всадников приблизился и спросил:

Кто такие?

Так, почтовый смотритель. Везу письма и пассажиров.

Пассажиры откуда?

Охотничья община Завратных гор, — возница подобострастно смотрел на высокого усатого гвардейца в тяжёлой меховой шапке и расстёгнутом полушубке.

А звать как? — суровый голос гвардейца разносился далеко вокруг.

Мммм… — начал что-то говорить возница, но мой отец перебил его. Старого кузнеца было не пронять грозным голосом.

А с какой целью интересуетесь, уважаемый? Да и сами Вы не представились, чтобы чин по чину…

Гвардеец соскочил со своего коня и вдруг несмело улыбнулся:

Вижу деревенскую хватку. Нас, лесных жителей, командирским тоном, не проймёшь! Капитан Сечел, к Вашим услугам.

Ваухан Ньево, общинный кузнец. Моя дочь и внуки.

А Вашу дочь, случаем, не Рокайо Ганн зовут?

Мы с отцом изумлённо уставились друг на друга.

Да, Рокайо Ганн — это я! — я сделала шаг к капитану. — А в чём дело?

Я везу предписание для Рокайо Ганн, вдовы Тибольда Ганна, явится в королевский дворец на аудиенцию к королеве! Вот эта бумага! — и капитан достал из-за пазухи запечатанный конверт. Королевские водяные знаки знал любой служащий нашего королевства. Именно на такой бумаге я писала отчёты об эпидемиях и смертоубийствах, а Арьяна получала указания из дворца.

Отец?

Значит, надо ехать, Айо… — и отец повернулся к повозке, чтобы забрать наши вещи.

Мама, мы едем в столицу? К королеве, да? — Авидея схватила меня за руку и сжала её. Я взглянула на неё: её глаза загорелись от превкушения ярче звёзд! Какая девочка в её возрасте не мечтает побывать в королевском дворце!

Господин Ваухан, подождите, — вдруг остановил моего отца капитан Сечел, — про Вас указаний не поступало. Конечно, Рокайо Ганн может взять кого-то одного с собой, но я думаю, что королева имела ввиду её детей!

Что? — я растерянно посмотрела на отца, потом на стоящего невдалеке от него Бертина. Авидея вцепилась мне в руку.

Мама, зачем Берту дворец? Пускай едут с дедушкой дальше. А мы съездим к королеве и вернёмся к ним в Стревин!

Авидея дело говорит, дочь. Раз мне с тобой нельзя, то мы с Бертом всё обустроим, обживёмся на новом месте, а потом и вы приедете. Бери Авидею.

Но как же… Отец! — я бросилась в его объятия и заплакала. Опять судьба подкидывала мне разлуку с родными людьми.

Вот ваши вещи, — Ваухан отдал наши сумки капитану.

Бертин, милый…

Ты опять уезжаешь…

Я ненадолго, сынок. Это — приказ королевы, и я не могу его ослушаться! Ты понимаешь? Прости меня! — и я крепко поцеловала своего сына, по которому я уже дико скучала, ещё не успев уехать.

Через несколько мгновений я и Авидея сидели за спинами гвардейцев на их конях. Отряд развернулся, а я всё оглядывалась через плечо, запоминая затуманенное слезами видение блондинистой головы сына в объятиях отца на фоне тёмного пятна почтовой кибитки.

Деменеция встретила нас почти по-летнему жарким солнцем, первыми распустившимися цветами и шумом, к которому ни я, ни Авидея не были привычны.

Два дня быстрой езды были позади, и мы с дочерью дико устали. В начале пути Ави даже заигрывала с молодыми гвардейцами, весело смеясь на их незамысловатые шутки, или подшучивая в ответ, то к вечеру она уже, как и я, сидела, уткнувшись носом в спину сидевшего впереди неё гвардейца и вяло отвечала на вопросы капитана о желании попить, поесть и оправиться.

Так что столицу разглядывать сил уже не было. Я надеялась, что нам дадут время на это. А пока же мы передвигались на конях медленным шагом в сторону королевского дворца. Гвардейцы, хотя и не подавали вида, но тоже устали от долгой скачки. А я думала о том, что хочет от меня королева. Что нового я могу рассказать ей?

Вот вдали показались ажурные стены дворцового парка. Где-то там, в глубине, скрывался и сам дворец. В нём самом я никогда не была, но ждала много лет назад отца в одной из сторожек охраны, когда тот пошёл искать несостоявшегося жениха Милады. Я помню то смятение, что испытала, когда увидела Ваухана Ньево взъерошенным, с разбитыми в кровь кулаками и бешеным взглядом.

Пошли! — бросил он мне, и мы поторопились прочь. Только уже в Стревине я узнала, что теперь нашей семье запрещено появляться в столице, а Миладе и отцу путь из общины вообще куда-либо заказан. Мне на это было наплевать. Я и так свою жизнь представляла только в наших Завратных горах, а вот Милада тогда восприняла эту новость ужасно. Я тогда сочувствовала ей. Избежав петли, оказаться ещё в немилости у королевы, не каждый способен достойно выдержать такое. Милада закатывала истерики, била посуду, потом целый месяц молчала. И только со временем будто смирилась со своей участью. Замуж она не хотела: претенденты в женихи у неё в общине имелись. Именно в тот период больное сердце мамы и стало давать о себе знать.

Мамочка! — вдруг до меня донёсся голос Авидеи. — Ты чего?