Повседневная жизнь русских щеголей и модниц - Елена Николаевна Суслина

густые бакенбарды шли от самых ушей и сходились на подбородке. Одно время модной была прическа с длинной челкой, которую зачесывали на глаза. Потом волосы завивали на папильотки, поднимали их спереди в виде петушиных гребней и называли «а-ля коки».

Укладывали волосы с использованием различных помад. Щеголь так густо покрывал ими волосы, что, по словам современников, блестел головой «словно индеец». К тому же помады портили шляпы, подкладка их моментально пропитывалась жиром.

Некоторые модники еще пользовались румянами, но большинство ограничивалось тем, что обильно окропляло себя духами.

Женщины относились к разрумяненным и надушенным представителям сильного пола по-разному. Одни эту манеру не приветствовали, другие не видели ничего предосудительного в том, что их современники, как и древние римляне, окропляли себя благовониями и проводили изрядное количество времени за туалетом. Третьи твердо стояли на том, что все хорошо в меру.

Сестра Марты Вильмот Кэтрин с нескрываемой неприязнью говорила о московских молодых повесах. Она писала в 1806 году: «Одетые в новые костюмы, напудренные и напомаженные, они неслышной походкой появляются у дверей, пытаясь пробраться в этот ужасный мир старших, а французы-наставники смотрят, какой эффект произвел первый поклон их воспитанников». Ей по сердцу другие, что служат в Петербурге при дворе или в армии и не столько думают о красоте своей внешности, сколько о долге и службе.

Насколько модная мишура вошла в повседневную жизнь мужчин, иллюстрируют произведения наших писателей. А. С. Пушкин в «Евгении Онегине» описывал туалетный столик своего героя:

Все, чем для прихоти обильной

Торгует Лондон щепетильный.

И по Балтическим волнам

За лес и сало возят нам,

Все, что в Париже вкус голодный,

Полезный промысел избрав,

Изобретает для забав,

Для роскоши, для неги модной, —

Все украшало кабинет

Философа в осьмнадцать лет.

Янтарь на трубках Цареграда,

Фарфор и бронза на столе,

И, чувств изнеженных отрада,

Духи в граненом хрустале;

Гребенки, пилочки стальные,

Прямые ножницы, кривые,

И щетки тридцати родов

И для ногтей и для зубов.

Руссо (замечу мимоходом)

Не мог понять, как важный

Грим Смел чистить ногти перед ним,

Красноречивым сумасбродом.

Защитник вольности и прав

В сем случае совсем неправ.

Быть можно дельным человеком

И думать о красе ногтей:

К чему бесплодно спорить с веком?

Обычай деспот меж людей.

Эти строки относятся к рассказу Руссо о Гримме, о том самом, что так усердно следил за своей внешностью. Пушкин двумя строками своего произведения примирил поклонников и противников моды, его фраза «быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей» как афоризм дожила до наших дней.

Герой лермонтовской поэмы «Сашка» — точная копия молодого повесы Онегина:

Он ловок был, со вкусом был одет,

Изящно был причесан и так дале.

На пальцах перстни изливали свет,

И галстук надушен был, как на бале.

Утро молодого человека рисует Иван Иванович Панаев. Его герой Петр Александрович Разнатовский после занятий с учителем танцев, (некоторые движения в мазурке ему никак ловко не давались) переходит к туалету и зовет своего слугу.

«— Гришка, завиваться! — закричал молодой человек. Через пять минут Гришка, в засаленном сюртуке, с сережкой в ухе, явился перед барином. Гришка воспитывался в цирюльне на Гороховой, в той самой цирюльне, на окне которой золотыми буквами начертано: «Зало для стришки и зафивки волос цена 20 ко. се. И выбрить».

Барин развалился на стуле перед зеркалом, замурлыкал что-то из «Фенеллы»,[24] закинул назад растрепанную голову, и Гришка приступил к своей должности. Три раза охлаждались и три раза раскалялись щипцы; голова барина покрывалась завитками; барин только изредка поморщивался и вскрикивал: «Больно, болван!»

По окончании завивки Гришка отворотил бесконечные рукава сюртука своего, подшитые посконной холстиной, растер на грязных ладонях пятирублевую помаду «Violette» и принялся отделывать голову барина.

— Гришка! Помадь пожирнее да виски фиксатуаром натри, — говорил барин».

«Уборка волос», как говорили раньше, завершена. «Весь в завитках, смотрясь в зеркало и прищуриваясь, барин начал прохаживаться в своем кабинете между стульев и пощелкивать языком».

Мода на прически в первые три десятилетия предлагала их широкий выбор, носили «а la jeune France» («во вкусе молодой Франции»), «а la Russe» («по-русски»), «а la moyen age» («по-средневековому»), «а lа Titus» («как у Тита»)[25]. Здесь были и кудельки, и гладко подстриженные волосы, но объединяло их довольно короткая длина.

Так получилось, что мы в основном говорили о молодых героях, что же касается зрелых мужей, то картину дополнят строки из стихотворения Н. А. Некрасова «Папаша»:

Поздно привык он ложиться,

Поздно привык он вставать,

Кушая кофе, помадиться, бриться,

Ногти точить и усы завивать.

Кстати об усах, усы требовали от своего владельца, пожалуй, столько внимания и забот, как ничто более в мужском туалете. Николай Васильевич Гоголь в «Невском проспекте» посвятил замечательнейшие строки сему предмету мужской гордости: «Все, что вы ни встретите на Невском проспекте, все исполнено приличия: мужчины в длинных сюртуках с заложенными в карманы руками… здесь встретите бакенбарды… усы чудные, никаким пером, никакою кистью неизобразимые; усы, которым посвящена лучшая половина жизни, — предмет долгих бдений во время дня и ночи, усы, на которые излились восхитительнейшие духи и ароматы и которых умастили все драгоценнейшие и редчайшие сорта помад, усы, которые заворачиваются на ночь тонкою веленевою[26] бумагою, усы, к которым дышит самая трогательная привязанность их поссесоров[27] и которым завидуют проходящие».

Заботы об усах занимали в мужском туалете такое значительное место, что многие писатели того времени рассказывали о разнообразных косметических приемах, с помощью которых форма усов, их цвет и густота доводились до безупречного состояния.

Герой рассказа В. М. Гаршина «Денщик и офицер» Стебельков при помощи складного зеркальца в желтой деревянной оправе и «Венгерской» помады доводил свои усы до возможного совершенства. Тургеневский франт лейтенант Ергунов «усы красил персидскою фаброй, которая, впрочем, отливала больше багрянцем и даже зеленью, чем чернотой».

Наш герой-франт выкрасил свои усы, завил и обмазал их помадой, велел парикмахеру уложить волосы в модную прическу. Бакенбарды тщательно расчесал и ногти отполировал специальной пилочкой. В конце концов, по словам Козьмы Пруткова[28], «ногти и волосы даны человеку для того, чтобы доставить ему постоянное, но легкое занятие». Теперь оставалось завершить свой туалет