На исходе ночи - Алексей Калугин

– Мне нужно, чтобы ты просунул палец в дырку в половице, – терпеливо объяснил Ше-Рамшо. – И тогда я открою люк.

– Пошел ты…

В полнейшем недоумении Ири посмотрел на Мейт. По-твоему, что бы это могло означать? – спрашивал его взгляд.

– Он хочет знать, почему оказался здесь, – шепотом произнесла Мейт.

Ше-Рамшо тут же преобразовал ее фразу в вопрос:

– Хочешь знать, почему ты здесь?

– Ты сам-то знаешь, почему ты здесь?

Это было уже слишком! Вопрос пленника звучал как откровенная издевка. И Ше-Рамшо не оставалось ничего иного, как только проглотить оскорбление. Ну, в самом деле, не вступать же в пререкания с тем, которого он сам же запер в погребе.

– Разница между нами в том, что я могу в любую минуту уйти, а ты останешься здесь столько, сколько я пожелаю.

Ири казалось, что этой фразой он подвел итог и окончательно утвердил свое главенствующее положение. Да и пленник ничего не ответил. Однако голос подала Мейт:

– Открой.

– Послушай…

– Открой! – Мейт подняла руку и щелкнула пальцами перед носом Ири. – Ты что, боишься?

– Я предпочитаю не рисковать, – ответил уязвленный Ше-Рамшо.

В самом деле, чего ему бояться? Он – хозяин положения. Странно, что Мейт этого не понимает.

– Если ты встанешь позади открытой крышки люка, то успеешь захлопнуть ее, прежде чем он выберется из погреба.

Ири хмыкнул как-то очень неопределенно. С одной стороны, ему не нравилось то, что Мейт принялась им командовать, с другой – он не мог найти благовидного повода отказаться от того, что она предлагала.

– Эй, слышишь? – На этот раз Ше-Рамшо ударил по люку кулаком.

– Ну? – отозвался пленник, не сразу, после паузы, которую намеренно тянул для того, чтобы заставить Ше-Рамшо злиться.

– Сядь на пол, я открываю люк.

– Давай.

– Только имей в виду…

– Давай!

Ири искоса бросил взгляд в сторону Мейт – ему показалось, что она усмехнулась. Нет, почудилось, – тень странно легла на щеку. Ше-Рамшо наклонился, взял в руку фонарь, другой рукой отдернул в сторону щеколду засова и рывком поднял крышку люка. В нос ударила плотная застоявшаяся вонь. Однако, подумал Ше-Рамшо, как же может провонять человек всего-то за три малых цикла.

Нет, сначала глухо стукнула щеколда, затем скрипнули петли люка, и только потом темноту прорезала широкая полоса яркого света, едва увидев которую Ше-Киуно сжался в комок – инстинкт подсказывал, что в случае опасности нужно постараться до минимума сократить площадь контакта тела с окружающим пространством, – и закрыл голову руками. Он сидел на земляном полу, скорчившись, похожий на старый гнилой пень. Или на кучу палой листвы, что загнал ветер в угол меж двумя бетонными стенами и там, когда дождь промочил их как следует, спрессовал в плотный ком. – Со стороны глянешь, так и впрямь, скорчившись, сидит в углу человек, поджав ноги и уткнувшись лбом в колени.

Когда-то очень давно, в раннем детстве, Ше-Киуно видел деревья с листьями на улицах города. Когда же пришла Ночь, он видел, как листва опадает с деревьев, как ветер носит ее по мостовым, то подбрасывая высоко вверх, то прижимая к серому дорожному покрытию. Но он этого не помнил. Кучу сырой листвы он видел в каком-то не очень старом видеофильме. Но для того чтобы подобное сравнение могло прийти в голову, Ше-Киуно должен был взглянуть на себя со стороны. А он не мог этого сделать. Не мог при всем желании. К тому же и желания такого Ани не испытывал. Он просто страшно испугался, увидев свет. Испугался того, что все начнется заново.

Трудно следить за ходом времени, находясь в полной темноте. Единственными критериями, на которые можно в какой-то степени полагаться, являются лишь собственные физиологические потребности, хотя и они скорее всего находятся в зависимости от того, насколько регулярно снабжают пленника едой и питьем. У Ше-Киуно имелись все основания подозревать, что Ири намеренно пытается сбить его с толку, делая интервалы между визитами неравномерными. Чем его кормят, Ани тоже не мог понять. Иногда еды было много, иногда – лишь маленькая горстка. По-видимому, ему кидали то, что оставалось недоеденным за столом. Определить на вкус какой-то отдельный продукт было почти невозможно – все забивал резкий запах валайского соуса. Да и смрад, стоявший в погребе, не способствовал подобным упражнениям. Ири и не думал менять ведро, что в первый малый цикл кинул в погреб. Даже крышку не дал, хотя Ше-Киуно просил его об этом. После того первого раза Ири вообще отказывался разговаривать с пленником. Явившись по его душу, он топал ногой по крышке люка – это означало, что Ани должен забиться в дальний угол погреба и просунуть в дырку палец. После этого Ири чуть приоткрывал крышку и кидал вниз целлофановый пакет с едой и пластиковую бутылку с водой. Впрочем, воду Ири приносил не всегда, поэтому на всякий случай Ше-Киуно экономил питье, хотя после еды, сдобренной валайским соусом, пить хотелось невыносимо. Установив за правило всегда иметь в резерве не меньше полбутылки воды, Ани неукоснительно ему следовал.

За то время, что Ше-Киуно сидел в погребе, Ири приносил еду четыре раза. Один раз Ани заснул. Проснувшись, он был удивлен сверх всякой меры, поскольку полагал, что стресс не позволит забыться. Должно быть, в какой-то момент уровень нервного напряжения превысил заданное от природы пороговое значение, после которого нормальное функционирование мозга становится невозможным, и Ше-Киуно просто вырубился, как человек, которого несколько малых циклов кряду морили бессонницей. Ани полагал, что проспал недолго. Это было чисто субъективное ощущение, которое приходилось принимать как данность. По прикидкам Ше-Киуно, доверять которым он сам мог лишь при условии, что никаких иных критериев оценки времени в его распоряжении не имелось, он просидел в погребе полтора малых цикла. Может быть, чуть больше. Сколько он еще сможет продержаться? Удивительно, что, сидя почти все время на холодном земляном полу, Ани не подхватил простуду, а то и еще чего похуже вроде воспаления легких. Известно, что в стрессовых условиях организм мобилизует все свои скрытые ресурсы, но ведь и они не беспредельны.

Ше-Киуно не мог взять в толк, почему он оказался в этом погребе? Ири не желал разговаривать, а как еще Ани мог узнать причину своего похищения? Он перебрал массу вариантов, пытаясь понять, чего хотят добиться похитители? По здравом размышлении, все они оказывались несостоятельными. Выкуп за Ше-Киуно заплатить некому. Выдвигать какие-то политические требования, угрожая расправой с ним, просто смешно. Волей или неволей приходилось склоняться к мысли, что он оказался в руках безумцев, единственной целью которых являлось желание воплотить в жизнь свои извращенные фантазии. А что за идеи могли родиться в воспаленном мозгу Ири, – девушка почему-то казалась Ше-Киуно более здравомыслящей, нежели ее приятель, – трудно даже предположить.