Женщины Девятой улицы. Том 1 - Мэри Габриэль

Человек, однако, существует как настоящий комок глины до тех пор, пока не совершит поступок или, как писал Сартр, не сделает что-то из себя.

Эта освобождающая концепция предполагала, что жизнь мужчины и женщины не ограничивается неким предопределенным планом или путем, назначенным и одобренным обществом. Они сами несут ответственность за свои судьбы и сами их создают. Сартр пишет:

Ранее «Система и диалектика в искусстве» Джона Грэма в качестве манифеста и эстетической теории легла в основу абстрактного экспрессионизма. А теперь экзистенциализм обеспечил философским фундаментом это движение[930]. Стоя перед чистым холстом, каменной глыбой или грудой металла и раздумывая, как начать (или, реже, следует ли приступать к работе вообще), художник-экзистенциалист говорил себе, что на этот вопрос существует только один ответ: надо действовать. Во имя искусства он должен совершить путешествие в самую глубинную часть себя, туда, «где зарождаются страх и трепет»[931]. А те, кого страшило это опасное предприятие, находили ответ у немецкого философа Мартина Хайдеггера. Человек изначально есть существо конечное, говорил мыслитель, а раз это данность, то он ровным счетом ничего не теряет, даже если сильно рискует в выбранной им самим жизни[932].

В случае с Ли риск как неотъемлемая часть экзистенциального опыта состоял в проживании в практически непригодном для жизни доме в деревушке с единственным салуном и одним универсальным магазинчиком, в обществе нескольких сотен местных, смотревших на них с Джексоном с явным подозрением. В ближайшем к ним, большем поселении, Ист-Хэмптоне, вдоль главной улицы сохранялись привязные стойки для лошадей и повозок. По пятницам и субботам там работал кинотеатр с жесткими деревянными скамьями[933]. И все же, несмотря на все эти бытовые неудобства и ограничения, к концу года в творчестве и Ли, и Джексона произошел серьезный прогресс. Этим двоим явно нужно было что-то противоположное сочувственному духу товарищества, который предлагал художникам Гринвич-Виллидж. Существование Ли в чистоте, порождаемой самоизоляцией в Спрингсе, можно было описать как «консервативное и тихое». Тут они с мужем могли поддерживать друг друга и, отбросив прошлые влияния и стили, создавать поистине уникальные произведения[934]. Однако первоочередной задачей в первые несколько месяцев в Спрингсе для них стали ремонт и переоборудование дома.

«Мы были так заняты… сдирали обои и жгли оставленное прежними жильцами барахло… что у нас практически не оставалось времени на что-либо другое», — рассказывала Ли[935]. На втором этаже Ли c Джексоном расчистили комнату с видом на заводь и устроили там спальню. Другая комната, поменьше, использовалась Поллоком в качестве мастерской. Третья (еще меньше) одновременно играла роль студии Ли и гостевой спальни. В ту первую зиму вне Нью-Йорка уголь в США все еще выдавали по норме. Художники не могли позволить себе обогревать весь дом. Поэтому на день верхний этаж закрывался и отапливался только первый этаж, и то лишь половину суток[936]. Одним из первых гостей, занявших гостевую комнату, стала Пегги Гуггенхайм. «Мы дали ей масляный обогреватель, и она повсюду носила его с собой, — вспоминала Ли. — Она спускалась вниз в неглиже с этим обогревателем под мышкой и говорила, что все это напоминает ей о замках в Англии». Утром Поллоку приходилось размораживать для гостьи воду паяльной лампой[937]. Друзья Ли и Джексона не переставали удивляться тому, что в подобных примитивных условиях они умудрялись не просто выживать, но и добиваться больших успехов[938].

Боб Мазервелл еще раньше купил участок земли возле Ист-Хэмптона на Джорджика-роуд, чтобы построить там дом. Они с женой Марией арендовали на время строительства жилье в Спрингсе. Супруги и стали единственным, жизненно важным кругом общения Ли и Джексона в первые несколько месяцев после отъезда из Нью-Йорка[939]. У Боба с Марией был автомобиль, но главное — соседство с Мазервеллами можно было приравнять к жизни в непосредственной близости от хорошей библиотеки. Теория искусства, социология, история искусства, философия — этот человек знал все и при этом был неисправимым романтиком и свято верил в благородную миссию искусства. Он нравился и Ли, и Джексону в отдельности. Подобно последнему, Боб был мучительно стеснительным. Так же как Поллок, он происходил с Западного побережья. Мазервелла, как и Джексона, компания из «Уолдорфа» считала чужаком. (По мнению художников — завсегдатаев кафе, он был слишком богатым и чересчур образованным.) Ли ценила Боба очень высоко главным образом потому, что он был «большой фигурой» в мире искусства. У него прошли персональные выставки в галереях Пегги и Сэма Коотца. Две его картины были выставлены в постоянной коллекции Музея современного искусства. В 1946 г. музей отобрал его полотна для участия в престижной выставке «Четырнадцать американцев»[940]. Ли, давно ставшая экспертом по выискиванию людей, которые, как она думала, могли помочь Джексону достичь признания, считала Мазервелла одним из них. А вот Мария, жена Боба, молодая актриса с экзотической внешностью, стала для Ли источником серьезного беспокойства[941]. Начав карьеру миссис Джексон Поллок, Ли была отнюдь не склонна иметь в своем окружении кого-либо, кто угрожал той жизни, которую она намеревалась построить. В отличие от де Кунинга, Джексон не искал никого для быстрого секса. Но бесконечно влюбленная в него Ли считала, что ни одна женщина не может остаться к нему равнодушной и что каждая непременно попытается его соблазнить[942].